Лопату я прихватил с собой, но отправляться на раскопки пока не спешил. Прошелся по двору, заглянул в хозяйственные постройки. Нашел солидные запасы древесного угля (в них не рылся). Осмотрел небольшую столярную мастерскую – подивился разнообразию представленных там инструментов и приспособлений. Не заметил на придомовой территории следов домашней живности (странно, что хозяин дома не держал кур или тех же кроликов). Все больше склонялся к нерадостной мысли: надо копать.
От встречи с зубами лохматого пса меня спасла счастливая случайность. Подойди я к будке на полшага ближе, не отделался бы царапиной на локте и позорным падением на пятую точку. К молчаливому вниманию четвероногого стража я быстро привык, исследовал хозяйство Рихарда Жидкова и не обращал внимания на следившего за мной из будки зверя.
За что едва не поплатился. Поглядывал на угол дома, прикидывал, какую площадь на грядках мне придется вскопать, какой глубиной вырытых ям ограничусь. И лишь краем глаза заметил метнувшуюся ко мне темную собачью фигуру.
Пес бросился ко мне молча, без предупредительного лая или грозного рычания. Меня предупредила о нападении его цепь – звякнула, заставив повернуть в сторону будки голову. Она же и спасла от звериных клыков. Будь цепь на пять-шесть звеньев длиннее, я не отшатнулся бы и не повалился бы на землю от испуга, а взвыл бы от боли: клыки пса впились бы в мякоть моей голени.
Загрохотала о камни выпавшая из рук лопата. Затрепетало в груди сердце. Болью отозвалась на падение рука (проехался локтем по земле). Я лишь чудесным образом умудрился не разодрать штаны – и не намочил их от испуга.
– Твою ж!.. – воскликнул я.
Враскорячку отполз от пса, разорвавшего тишину оглушительным лаем. В голосе мохнатого зверя услышал нотки гнева, обиды и сожаления – сожаления от того, что страж двора не сумел разорвать меня на части. В моих ушах все еще стоял лязг, что издала сомкнувшаяся в опасной близости от моей ноги зубастая пасть – не самый лучший звук и не самое приятное воспоминание.
Я неуклюже удалялся от пса, отталкиваясь всеми четырьмя конечностями. Пока затылком не уперся в деревянную стену. Или в дверь? Поднял глаза, увидел над собой большую дверную ручку и громоздкий навесной замок.
– Чтоб ты… охрип, зараза такая! – в сердцах бросил я псу, бесновавшемуся из-за постигшей его при нападении на меня неудачи.
Взглянул в сторону дороги – проверил, не сбежались ли на голос собаки соседи. Но улицу от моего взора скрывали стены сараев. Они же прятали и меня от любопытных глаз: разглядеть мою странную позу, бледное от испуга лицо и съехавшую набекрень буденовку сейчас могли бы только из окон дома Жидкова.
Собачий лай мешал мне успокоиться – звучал, как та противоугонная сигнализация: больно бил по нервам и нисколько не услаждал слух. Я взглянул на разодранный локоть, отряхнул с него грязь. Рана на руке заживет быстро, а вот сумею ли залатать разодранный рукав на футболке – не факт.
Я поднялся с земли, отряхнул штаны. Убедился, что они не пострадали (пятна грязи не в счет). Поднял с земли лопату, замахнулся ею на пса. Обозвал того парочкой слов: неприличных, но очень точно передавших мое отношение к бросившемуся на меня (исподтишка!) зверю. Заставил себя успокоиться.
Сжал в руке черенок лопаты, но не как инструмент для работы – как оружие для самообороны. Грозный вид лопаты в моих руках не заставил пса умолкнуть. Напротив, тот захрипел, затрясся, раз за разом мощными рывками проверяя цепь на прочность. Я пренебрежительно сплюнул в его сторону…
Но не спешил отправиться к грядкам за домом – продолжал маячить в пяти шагах от голосистого зверя. Не для того, чтобы позлить четвероногого охранника, а потому что отметил странность: замок на той двери, которую я буквально наощупь нашел неподалеку от собачьей будки.
Зажатое между двумя сараями деревянное строение показалось мне похожим на крохотную кладовку, а то и вовсе на душевую кабину или уличный туалет «типа сортир». В примерно такое же строение я в колхозе ходил… читать на обрывках современной прессы статьи о трудовых подвигах советских граждан.
Но не наличие подобного сооружения вызвало мое удивление, а замок на его двери.
Ни одну хозяйственную постройку во дворе дома Рихарда Жидкова я не нашел запертой. Максимум – с плотно прикрытой дверью. Даже тот сарай, где отдыхал черный железный конь «Урал» (главная ценность, обнаруженная мною в этом дворе), не имел на своей двери ничего, кроме скромной деревянной щеколды.
Я толкнул замок черенком лопаты – действительно заперт, не висел лишь для вида. Мощный, громоздкий, не один из тех крохотных замочков, что в будущем будут вешать даже на почтовые ящики, а молодежь станет носить их на сумках и рюкзаках в качестве украшения.
«Серьезная вещица», – отметил я.
И только теперь заметил другую странность на двери. Ее края были обиты войлоком – хороший способ не выпустить наружу неприятные запахи, вполне пригодный для использования на двери того же туалета… домашнего, а не расположенного на улице.
– Все страньше и страньше, – пробормотал я.