Комсомолец. Часть 2

Света всхлипнул, прижала к губам ладонь. Пошатнулась. Аверин вскочил со стула, шагнул было к комсоргу. Но Пимочкина попятилась от него, жестом попросила Славу не приближаться к ней. Сквозь пелену слёз смотрела на меня. Я повернулся к столу, взял вилку. Проигнорировал осуждающий взгляд Могильного. «Нравится тебе, Димочка, быть скотиной или нет — неважно, — подумал я. — В той реальности Комсомолец и комсорг поссорились после Нового года. Должны поссориться и теперь. Чтобы всё пока шло своим чередом. Двадцать пятого января Пимочкина обязана явиться в Пушкинский парк. Только в этом случае я смогу её спасти».

Я не решился вновь взглянуть Свете в глаза — неторопливо жевал картошку. Чувствовал при этом себя относительно нормально — как и подобало злодею. Потому что со временем мне стало проще совершать плохие (для других) поступки… ведь регулярно практиковался в этом. На предыдущих местах работы я часто «обижал» людей. Это начальник мог себе позволить быть «белым и пушистым». Потому что всю грязную работу за него делали заместители. Я генеральным побыл лишь пару лет. А вот в замах ходил очень долго.

Комсорг сверлила мне взглядом спину. Но после моего короткого монолога не сказала ни слова, лишь всхлипывала. Я мысленно досчитал до десяти — до того, как раздались её шаги. Раскладывал на куске хлеба сало и слушал слова, что кричал Светлане вслед Слава Аверин. Я не обернулся, чтобы проводить Пимочкину даже взглядом. Потому что не хотел дать девчонке надежду на то, что я её обманул. Света ушла. Славка бросился за ней следом. Он призывал девушку остановиться, успокоиться, обещал «всё объяснить»…

— Нет, такого я точно не хотел, — произнёс Могильный.

— Это ты рассказал Фролович о нашем договоре? — спросил я.

Паша кивнул. Отодвинул от себя тарелку.

— Она обещала не рассказывать Светке!

— И ты поверил?

Могильный вздохнул, пожал плечами.

— Славка меня убьёт, — сказал он.

— Ну… проблем ты ему подбросил.

— А тебе?

— Переживу, — сказал я. — Запомни, Паша, а лучше запиши: женщины умеют хранить секреты только в сказках. Но и там их для этого превращают в спящих красавиц.

Не стал дожидаться, когда вернётся Аверин. Отправил проштрафившегося Могильного мыть посуду и завалился на кровать. На сытый желудок «Лекции по истории КПСС» сработали безотказно. К Славкиному возвращению я уже преспокойно спал. Сквозь сон, слышал, как ругались соседи по комнате. Пашка извинялся. Я отметил, не открывая глаза, что вечером Аверин и Могильный всё же отправились в первый корпус. Но очень скоро парни вернулись в комнату.

Или мне показалось, что это случилось скоро? Взглянул на часы. Не показалось.

Пашка объявил, что девчонки отменили вечеринку по случаю сдачи первого экзамена. Сообщил, что Света пока не успокоилась — рыдает.

— Рыдает — это хорошо, — сказал я.

Зевнул.

— И что в этом хорошего? — спросил Аверин.

Славка выглядел подавленным, растерянным.

«Выплеснет через слёзы эмоции — успокоится: с женщинами всегда так, — подумал я. — И не наделает глупостей».

А вслух сказал:

— Поплачет — меньше пописает.

— Злой ты, Санёк, — сказал Славка.

— С чего это я злой?

— Зачем ты с ней… так?

— Так надо было, Слава, — сказал я. — Ради тебя старался. Отныне ты можешь спать спокойно: Пимочкина теперь в мою сторону даже не посмотрит.

Глава 32

Шестого января парни снова наведывались в первый корпус. Вернулись оттуда поздно вечером — в хорошем настроении и с новостями. Поведали мне, что страсти в комнате девчонок поулеглись. Света Пимочкина, по словам Пашки, успокоилась, иногда улыбалась (Славка старался вовсю — плясал вокруг комсорга, как скоморох). Вот только больше не требовала привести к ним в гости Сашу Усика. Более того: даже попросила не упоминать при ней вслух моё имя.

«Мудрое решение, — подумал я. — С глаз долой — из сердца вон». Лучше бы Пимочкина на Славку обратила внимание: клин нужно вышибать клином. Я не понимал, когда Света успела в меня влюбиться. Видел, что нравлюсь ей, но… Ведь ничего же для этого не делал! Наоборот: всячески её игнорировал. Да и на Алена Делона я сейчас не походил. Разве что на Делона в подростковом возрасте. Ведь мог же француз в юности быть гадким утёнком? Странные всё же существа эти женщины.

В первый корпус я идти и не собирался. Я и раньше к девчонкам в гости ходил едва ли не «из-под палки». Не любил слушать болтовню Фролович и томные вздохи Бобровой. Да и чувствовать на себе восторженные взгляды Пимочкиной тоже надоело. Общаться с вахтёршами мне было проще и интереснее, чем с комсомолками. Обсуждать успехи детей и внуков женщин доставляло мне больше удовольствия, чем терпеть девичьи россказни. Я не виделся с комсоргом до среды — пока мы не отправились в институт на консультацию перед экзаменом.