Комсомолец. Часть 3

Я вспомнил, как когда-то вот так же шёл зимой: прятал кисти рук в рукавах куртки (мёрзли пальцы, а я не имел привычки оттягивать руками карманы). Тогда шагавший мне навстречу ребёнок вдруг спросил: «Дяденька, у вас нет рук?» Слова того мальчика врезались мне в память, научили меня носить зимой перчатки: очень уж не хотел вызывать своим видом жалость и любопытство у детишек. А вот человек в плаще сейчас выглядел безруким калекой (что никак не укладывалось в единый образ с наглаженными штанинами и модным плащом). Он будто бы продрог. Хотя не втягивал голову в плечи, как часто поступали озябшие люди. И не ускорял шаг, стремясь быстрее оказаться в тепле, сбросить холодную мокрую одежду. Он шагал лишь немногим быстрее женщины… Напомнил мне о январской встрече с Надей Бобровой в Пушкинском парке.

Сердце не ускорило ритм сокращений, будто я всего лишь готовился к сдаче очередного скучного экзамена. Дышал ровно, спокойно. Зажал между колен обрез, снял пальто — положил его на кусты поверх мокрого пледа (холодные капли тут же прикоснулись к оголённой шее, запустили по спине волну холода). Поправил свитер (болью напомнила о себе рана в плече), до локтей засучил рукава. Больше не таился и не скрывал своего присутствия. Словно имел полное право суетиться в кустах (как дорожный рабочий или дворник). Не совершал резких, пугающих движений и не шумел. Наклонил обрез дулом к земле, поправил на лице давно намокший платок. Под подошвами ботинок захрустели ветки. Женщина покачнула зонтом, взглянула в мою сторону. Вот только я на неё не смотрел — пропустил пугливо шарахнувшуюся в сторону даму, шагнул навстречу мужчине.

Вскинул вверх короткий ствол обреза (направил дуло поверх кепки человека в плаще), нажал на хвост спускового крючка. Звук выстрела прозвучал не такой оглушительный, каким он мне запомнился по опыту стрельбы из мосинки в прошлой жизни (его заглушил дождь?). Но достаточно громким для того, чтобы голова в кепке дёрнулась (от неожиданности), а позади меня пискнула женщина. Я смотрел на выглядывавший из-под тени козырька кончик носа. Следил при этом и за руками мужчины. Отработанным ещё в прошлой жизни движением повернул рукоять затвора влево и отвёл затвор назад до отказа (звякнула об асфальт гильза). Дослал затвор вперед (верхний патрон стал в патронник), повернул рукоятку вправо (к стрельбе готов). Указал стволом обреза на грудь мужчины. Положил палец на спусковой крючок.

«Стреляй!» — вопила кровожадная часть моего сознания.

«А если это всего лишь врач?!» — возражала ей осторожная.

— Брось молоток, — сказал я.

Не кричал, но и не мямлил — говорил громко, чётко. Руки не дрожали (даже раненая). Не приплясывал и кончик ствола. Грудь человека в плаще и дуло обреза разделяло не больше семи шагов.

Мужчина на мои слова не отреагировал. Стоял неподвижно. Смотрел на меня, пряча собственное лицо в тени. Ветер принёс мне запах его одеколона — знакомый: таким пользовался Паша Могильный.

— Брось молоток, — повторил я. — Больше уговаривать не буду. Считаю до трёх… и стреляю.

Человек в плаще дёрнул головой — перевёл взгляд на моё оружие.

— Один!

Я вглядывался в тень под кепкой, но не видел даже блеска глаз.

— Два!

Услышал за спиной шорох шагов; не обернулся — следил за мужчиной.

— Три!

Сдвинул ствол обреза вправо (направил на забор), нажал на спусковой крючок. Выстрел заставил мужчину вздрогнуть. Из правого рукава плаща выскользнул тяжёлый предмет, ударился об асфальт.

Рукоять затвора влево, отвёл затвор назад до отказа (звон гильзы), дослал затвор вперед, повернул рукоятку вправо. Я проделал эти действия за пару секунд. Пока смотрел на молоток.

Вскинул обрез…

— Саша не надо!

Я вздрогнул, точно от удара. Но нажал на спусковой крючок. Третий выстрел. Мужчина пошатнулся, схватился за грудь — упал на колени. Застонал.

«Осталось два патрона, — отметил я. — Для контрольных».

Рукоять влево, затвор назад, затвор вперёд, рукоять вправо…

— Саша! Нет!

Краем глаза заметил покатившийся по асфальту зонт. Потом увидел женскую фигуру. Та появилась из-за моей спины и навалилась на мою руку (лёгкая, словно ребёнок; но я не попытался её стряхнуть) — вцепилась мне в предплечье, наклонила ствол обреза к земле.

— Будёновец спасает людей! — сказала женщина. — Он их не убивает!

Я понял, на кого сегодня охотился «маньяк с молотком», ещё когда услышал голос женщины («Саша не надо!)». Посмотрел несостоявшейся жертве маньяка в лицо (на знакомый шрам над губой). Вздохнул (с сожалением) и покачал головой.

— Я должен это сделать, Даша. Так надо.

— Нет!

Дарья Степановна Кирова не выпустила мою руку, не позволила дулу обреза вновь взглянуть на «маньяка с молотком».

— Не надо, Саша, не надо, — повторяла она (почти как там, в погребе Зареченского каннибала). — Ты не такой! Я знаю! Не надо! Пожалуйста! Не надо!..