На следующий день, нагрузившись вязанками мин и рюкзаком, из оружия были только автомат и пистолет, после чего направился тяжелой походкой в сторону выхода из леса. Мне требовалось транспортное средство, и я собирался его добыть. По пути я сделал небольшой крюк, решив посмотреть место боя с двумя егерями-братьями. К моему удивлению, их полуразложившиеся тела были на месте, видимо товарищи их так и не нашли.
Добравшись до края леса, я оставил почти весь груз в кустарнике и, убедившись, что наблюдения за опушкой не ведется, вышел на опушку. Я был в форме егеря, со всеми положенными нашивками, кстати, в звании ефрейтора. Амуниция расположена строго там, где ей и положено быть, ПП на плече стволом смотрит вперед. На животе кобура с «парабеллумом», за поясом две гранаты с деревянными ручками. Как со стороны, так и вблизи, настоящий егерь из ягдкоманды.
Выйдя на дорогу, я нетерпеливо осмотрелся, но довольно прилично накатанная дорога была пуста. Пришлось сделать вид, что я стою на посту и присматриваю за всеми, кто двигался мимо этого перекрестка, а рядом, мол, укрылись мои товарищи и прикрывают меня. Специально в стороне приподнял листву и выставил палку, как ствол пулемета, со стороны это не сильно, но бросалось в глаза.
Подстраховка, конечно, но пусть будет, не помешает. Сперва проехали две телеги с местными жителями, я проверил их документы, возражений это не вызвало, потом появилось сразу три телеги с полицейскими. Их было всего шестеро, по двое на каждой, и разнообразные мешки, однако я все же решил их взять, мало ли что в тех мешках, продовольствие мне тоже пригодится. Я подумывал в будущем освободить пару лагерей военнопленных, и провизия точно понадобится.
– Хальт! – поднял я руку. – Аусвайс.
Пистолет с уже накрученным глушителем был за спиной, под немецким ранцем висел на специальных петельках. Выдернуть его из-под ранца плевое дело, уже потренировался, а кобура на животе была пуста. Проверяя документы, я стрелял по остальным полицаям глазами, контролируя их, поэтому убедившись, что рядом никого нет, выхватил пистолет и застрелил пятерых из шести предателей. Одного только подранил, мне нужен был «язык», к тому же этот что-то долго на эмблему подразделения косился на моей камуфляжной куртке, а потом о чем-то пытался намекнуть напарнику.
Связав подранка – пуля раздробила ему кисть руки, – я бросил его в одну из телег, собрал оружие и тела других полицейских, также погрузив их в телеги. Более того, гильзы собрал и специально заготовленной метелкой затер все следы. После свиста ко мне подбежал до этого прячущийся на опушке Смелый, и мы покатили в лес по заброшенной дороге. Потом я вернулся и замел следы тележных колес и копыт. Получилось фигово, но в глаза уже не бросается, а через десять минут мы уже углубились в лес.
С мешками я не ошибся: посевной материал – пшеница, гречка и даже овес был. Неподалеку был один из моих схронов, вот только все мешки туда не уйдут. Схрон для оружия предназначен, но я нашел выход, рядом оказался ельник, завернул передовую подводу туда и разгрузил все мешки под одну из елок с густой кроной, низко опущенные ветви отлично маскировали временный схрон. Позже перенесу зерно в другое место. На одной из телег нашелся кусок брезента, полицаи прятались под ним в случае дождя, им я накрыл мешки сверху. Снизу и лапника хватило.
Закончив с этим делом, снял трофеи, что были на полицаях и подводах, после чего приступил к допросу полицая, очень уж мне хотелось узнать, какие слухи тут ходят о Лешем. Я даже не скрывался, спросил, что, мол, обо мне тут слышно, помнят Лешего или нет? Того даже жестко допрашивать не пришлось, как понял, кто я, то все, сразу поплыл. С этим я не ошибся, Лешим пугают на ночь маленьких полицаев их мамы-полицайки, мол, придет темной ночью страшный и жестокий Леший, отрубит руки-ноги и прибьет винтовочными шомполами к забору, а рядом напишет, за что казнил он очередного предателя или карателя.