Комсомолец

В принципе все равно следовало отходить, расчет ПТР выпустил предпоследний патрон, поджигая вторую «тройку», что стояла без гусеницы, первая уже весело полыхала. Корректируя стрельбу, я пояснил парням, что восстановить подбитые танки немцам ничего не стоит, поэтому надо их жечь. Так что парни прострелили движки двум бронетранспортерам, выведя их из строя, один так вообще загорелся, и стали бить только по танкам. Брод был капитально закупорен, немцам несколько часов потребуется, чтобы его расчистить, так что убегал я из окопа с чистой совестью. Что мог, сделал.

Да и вообще за пять минут активной стрельбы мы подожгли три танка, бронетранспортер и один грузовик. Два танка, бронетранспортер и грузовик явно были выведены из строя. Плюс к этому двенадцать солдат и офицеров противника, что я настрелял, и еще сколько-то от пулеметного огня. Второй номер, умудряясь подавая патроны к ПТР, еще и садил из «дегтярева».

Так-то я собирался дать десять выстрелов и уйти с позиции, но обнаружив, что нас не видят — сам бой маскировал нас, — довел ситуацию до того, что нам пришлось буквально галопом убегать под свист пуль и осколков. Раньше надо было уходить.

Скатившись в низину, мы переводили дыхание, эти двадцать метров от окопа до низины дались нам тяжело. На адреналине, сжигая нервы, мы все-таки благополучно преодолели эти метры.

К моему удивлению, первый номер вернулся наверх и, установив ружье, на миг прицелился и произвел выстрел, выпустив последнюю пулю. Едва он успел спуститься, как по краю прошлась очередь автоматической пушки, осыпав нас землей, и в двадцати метрах рванули два разрыва от минометных мин.

— Бежим! — заорал я, и мы рванули дальше.

Низина вывела нас к оврагу, дальше мы двигались понизу, пока не вошли в лес. Свернув в сторону лагеря, я направился к нему. Бойцы, чуть помедлив, пошли следом. Парень с моим ПТР закинул его на плечо и, шагая рядом, крутил головой. Второй номер нес пулемет, так же настороженно зыркая и стараясь восстановить дыхание, оно у него было сбито, шел последним.

К моему удивлению, в лагере оказалось достаточно людно. Пограничник с сумкой, на которой был красный крест, бегал от одного раненого к другому, делал перевязки. Все раненые лежали на траве, в границах лагеря.

— Возвращай пукалку, — велел я бойцу и забрал ПТР, убрал его на дно повозки, туда же положив и винтовку, и прикрыл их мешковиной, засыпав сеном. В руки я взял «Суоми» — сейчас он предпочтительней.

Пока я возился с повозкой и оружием, оба пограничника, с которыми я вел бой, исчезли. Как я понял из объяснений санитара, они ушли в расположение основного состава заставы, то есть к окопам. А я даже не узнал, как их зовут.

— Сколько взять сможешь? — устало утирая рукавом потный лоб, спросил санитар.

— Троих. Если четвертого, то только сидячим, на задок. В ноги. А этих валетом положим.

— Как раз четверо.

— Этого не возьму, — указал я на одного из пограничников с ранением в живот. — Судя по ране, час ему осталось, не больше. Ему все равно, где умирать, а другим нужно дать шанс. Понимаю, что это бесчеловечно, но у других раненых появится шанс, а у этого его никогда не будет.

Санитар явно хотел поспорить, но тут двое бойцов принесли еще одного бойца с осколочными ранениями ног.

— Теперь нормально. Грузимся, — велел я.

Пока повозка была не загружена, я достал свой медицинский чемоданчик и щедро поделился с санитаром своими запасами. Особенно перевязочными материалами, а то у него уже к концу подходили.

Я помог погрузить четвертого раненого, бойцы, что принесли его, сразу после этого убежали обратно, поэтому, пожав руку санитару, сказал:

— Удачи.

Шмель все это время жался у моих ног, мелко дрожа от стрельбы и разрывов, но вел он себя уже не так, как в самом начале, привыкал. Подхватив его и посадив на скамейку, повернулся назад:

— Как вы?

— Нормально, — откликнулся тот, что полусидел.

— Вези осторожнее, хорошо? — негромкой попросил второй, с ранением в грудь.

Откликнулись только эти двое пограничников, двое других находились без сознания. Стегнув поводьями по крупу Красавца, я заставил его развернуться, причем так, чтобы он не зацепил повозкой деревья, и через тридцать метров вывел на дорогу, по которой вчера вечером прогнали полуторку пограничников, найденную в каком-то овраге. После этого, поглядывая по сторонам и оставляя за спиной все более удаляющуюся перестрелку и артиллерийскую стрельбу, хотя тут везде гремело, я тихонько, чтобы не растрясти раненых, двигался по лесной дороге в сторону нашего тыла. Нужно успеть отъехать как можно дальше, чтобы немцы меня не обогнали. Хотя бы завтра утром хотелось бы оказаться в Луцке.

Двигались мы по лесу часа четыре. Я трижды останавливался, чтобы дать попить тем, кто в сознании. Остальным я смачивал губы. Пока хватало. В основном шум был именно от них, стонали. Те, что были в сознании, держались и терпели, хотя изредка скрежетали зубами. Это еще повезло, что у меня повозка мягкая, не особо трясет на корнях деревьев. Как тут только полуторка ездила?