Комсомольск 2013

Я показал рукой вдаль на слабоосвещённый силуэт самолёта. Сердце сжалось, глаза слезятся. Топовые огни быстро приближаются, хвост, крылья, растут, словно по волшебству. В луче света фары уже различаются русские буквы на фюзеляже, синяя полоса от кормы до кабины пилотов. Я невольно посмотрел назад, опасаясь, погони, но увидел лишь пустынную взлётную полосу. Слева бетонку обрамляют грандиозные развалины цехов гагаринского завода, справа, насколько хватает глаз непроглядная тьма. Валерий сказал, что борт дипломатический и узкоглазые не сунуться, что-то слабо верится.

Хамер взвизгнув шинами, остановился в двадцати метрах от края крыла. Порыв ветра гонит по бетонке пыль, брошенный мусор. С замиранием сердца не отрываясь, смотрю на освещённые иллюминаторы, читаю милые сердцу буквы. ЯК-42, Россия. Даже не верится. За круглыми окнами угадывается движение, лица, наши русские лица. Несколько долгих секунд, дверь, щёлкнув запорами, провалилась внутрь. Бледная полоса света брызжет к колёсам машины, в светящемся прямоугольнике стоит человек.

— Выходим, — махнул я пистолетом, — ключи.

Переводчик заглушил двигатель, бросил мне на заднее сидение ключи. Не стоит ему их оставлять, мало ли, что. Я сунул связку машинально в карман, тоже открыл дверь. Прохладный ночной воздух, ударил в нос необычным сочетанием запахов травы и авиационного керосина. Запах свободы. Ноги коснулись бетонной полосы, лёгкие жадно втягивают живительный воздух. Звёздный небосвод, с пятном жёлтой луны над горизонтом, живописно раскинулся от сопок за Амуром, до развалин авиационного объединения. Неясные огоньки в конце полосы немного портят картину, но в целом всё мирно. Ни мчащихся к самолёту БТРов ни стрельбы. Будто китайцам плевать. Я-то знаю, что это не так.

— Вперёд!

Ствол пистолета в моей руке качнулся в сторону самолёта, — двигай.

Китаец послушно засеменил к опущенному экипажем трапу, через шаг, оглядываясь назад.

— Командир!

В светящейся полоске света появился знакомый силуэт. Приземистый, сбитый парень, которого я уже не чаял увидеть. Тогда, после провалившейся попытки устранить Ло, когда меня взяли, Семёну всё же удалось улизнуть. Раскосая удэгейская физиономия спасла моего боевого товарища, выручила там, где у меня не было шансов.

— Семён!

Я оттолкнул в сторону пленного переводчика, процедив не глядя.

— Вали отсюда пока я добрый.

Китаец опешил, попятился назад к Хамеру. Мне он всё равно как собаке пятая нога. Тащить с собой пленного глупо, был бы жив Генерал, тогда да. А этот "сынок" простой статист в театре абсурда.

— Командир!

Семён спустился по трапу на бетонку, бросился ко мне. Как давно мы не виделись, целую вечность. Теперь хоть будет с кем начинать, на большой земле. Мы пожали друг другу руки, тепло обнялись. У меня в голове уйма вопросов, что, как, почему. Двигатели самолёта взвыли за спиной, в дверном проёме за пилотской кабиной появился человек в форме лётчика. Он что кричал, но сквозь вой турбин разобрать, ни чего не возможно. Семён хлопнул меня по плечу, указал на Як.

— Идём коман…

Удэгеец не договорил, неожиданно кинулся к Хамеру, на ходу шатаясь, оседая на бетон. Я только и успел его подхватить, ощутив на ладони липкую жижу. Чёрная рукоятка ножа торчит у Семёна из груди, кровавое пятно медленно расплывается по белой рубахе.

— Прости командир!

Не могу поверить. Почему господь так не справедлив. Я поднял голову, взглянул сквозь слёзы на пятившегося переводчика. Гадёныш всё же решил отомстить. Семён спас мня, подставив грудь под удар предназначающийся мне. Я положил дрожащее тело друга на бетон, встал в полный рост. Я не могу улететь, не поставив точку в своей кровавой вендетте. Подлый убийца должен получить по заслугам, кровь за кровь.

Ствол пистолета медленно поплыл вверх, китаец у Хамера закрылся руками.

Пощади!

— Пощади? Я качнул головой, — ни в этот раз, паря!

Оружие трижды дрогнуло, запах пороха ударил в нос. Пули пригвоздили папенькиного сынка к машине, проделав три аккуратных отверстия на груди убийцы.

— Отправляйся следом за своим чутким папашей.

Тело переводчика несколько мгновений ещё пыталось устоять, медленно сползло на землю. Сквозь круглые стёкла очков, безумные глаза мертвеца смотрят на звёзды. Свет Луны отражается в линзах, словно смеётся над нами. Смерть ни чего не изменит, друзей не вернуть, а кровь врага слабое утешение.

Помоги!

Подоспевший пилот зажал рану Семёна, бросил нож на взлётную полосу. Бледное лицо удэгейца, искажённое болью, повернулось ко мне.

— Пустяки, командир, выживу.