Непривычно гулко отдались наши шаги в пустых комнатах — тяжелая, мерная моя поступь и легкое постукивание Галиных каблучков.
Я обратил внимание на то, что у нее новые туфли. «Купила, наверно, недавно, — подумал я, — потому так и стучат».
Солнце светлыми веселыми квадратами лежало на полу в инструкторской, куда мы зашли сначала.
Пустые столы без инструкторов, в солнечных лучах вьются пылинки. Где-то скрипнула дверь. На той стороне двора, на крыше, расхаживают голуби... Я подошел к окну и открыл форточку. И вдруг почему-то совсем расхотелось заниматься докладом. Я еще никогда не видел райком таким... неофициальным. Кажется, это почувствовала и Галя. Она вышла на минуту и вернулась с томиком стихов Щипачева. Меня неожиданно рассмешил этот томик.
— Странный вы человек, Цветкова. Вот уж никогда не думал, что вы увлекаетесь поэзией.
— А чем же, вы думали, я увлекаюсь, — серьезно спросила она, — статистическими отчетами о неплательщиках членских взносов? Или протоколами вашего штаба? — В голосе ее ни с того ни с сего зазвучала горечь.
Я растерялся.
— Бросьте, Галя, — сказал я, стараясь понять, что с ней происходит. — Я ведь не хотел вас обидеть. Просто вы сегодня какая-то такая... — Не зная, что сказать, я пошевелил в воздухе пальцами.
— Какая? — продолжая оставаться такой же серьезной, переспросила Галя. — Назойливая? Вы это хотели сказать?
— Да хватит вам, — взмолился я наконец, — если хотите знать, я не меньше вас люблю поэзию.
— Ну, слушайте тогда.
Не глядя на меня, Галочка сердито нахмурила брови.
— Будете слушать?
Боясь уже отвечать, я только кивнул головой.
начала она злым голосом.
Щипачев был хорош, да и читала Галя правильно, без лишней назидательности и без фальши...
Постепенно голос ее приобрел мягкость, и в нем задрожали еле уловимые нотки грусти. Она сама увлеклась своим чтением. Я тоже отдался неизъяснимой прелести стихов о любви, о мечтах, о жизни...
Похоже было, что само необычное утро навевает эти стихи.
Неожиданно Галя прервала свое чтение.
— Скажите, Валя, — спросила она, не отрывая глаз от книги, — я вот все думаю, почему вы ко мне так плохо относитесь?
Я даже сразу не сообразил толком, что она говорит.
— Мы? — переспросил я. — Почему плохо? Наоборот, у нас в штабе...
— Да не у вас в штабе, а вы, вы лично. Разве я вам что-нибудь сделала худого?
Я вдруг почувствовал, как краска заливает мое лицо, шею, руки... У меня в голове словно просветлело.
— Наоборот, — сказал я, неизвестно для чего доставая из кармана носовой платок и снова пряча его в карман, — наоборот. Мне всегда казалось, что это вы ко мне плохо относитесь. А мне, мне вы всегда нравились. — Последние слова вырвались помимо моей воли и заставили меня покраснеть еще сильнее. Я это почувствовал.
Хорошо, что Галочка на секунду закрыла глаза, а затем отвернулась и выбежала из комнаты.
Мне нужно было хоть недолго побыть одному. Уши у меня так и пылали. «Дурак, — выругал я себя вполголоса, — ух и дурак же! А она молодец!..»
Минуты через две я зашел к ней в приемную.
Галя усердно печатала на машинке какую-то бумагу.
— Галочка, — сказал я, подходя к ней и беря ее за руку, — ты, наверно, не сможешь понять, что я сейчас чувствую, я хочу сказать только одно: я так рад, что нашел тебя, я...
— Нет, это я вас нашла, — перебила она, отнимая руку, — поэтому лучше...
— Так, так, так! Понятно! Вот он где, уважаемый докладчик! А я думал, ты еще дома, в постели.
Голос Иванова заставил нас обоих вздрогнуть и как пойманных воришек отдернуть руки.
— Да вот тут Цветкова начала мне печатать один материал, — проговорил я с деланным безразличием, для пущей убедительности вытащив из машинки и помахав в воздухе листком, который перед моим приходом печатала Галя, — но боюсь, что он мне сегодня не понадобится. А ты почему так рано?
— Рано? — Иванов расхохотался. — Да вы что здесь, флиртовали, что ли? Уже без пяти девять. Сейчас народ будет собираться. Деловой день начинается.
Он отправился в кабинет и с порога погрозил пальцем.
— Смотри, Галка, не сбивай мне с панталыку члена бюро, он сегодня докладчик. Сделает плохо доклад перед секретарями, я тебе, знаешь что, Цветкова?!!
Мы с Галиной испуганно посмотрели друг на друга и неожиданно расхохотались.
Уже перед самым докладом я прочел бумажку, вытащенную мной из Галиной машинки при появлении Иванова.
«Что она так старательно печатала, — подумал я, развертывая бумажку, — наверно, что-нибудь спешное?»
Но там несколько раз повторялось одно и то же: «Что же теперь будет? Что же теперь будет?»
Чувство огромной, неизведанной радости захлестнуло меня целиком, но...
Передо мной сидели все секретари комитетов комсомола района. Нужно было начинать доклад.
Честное слово, я даже не ожидал, что этот доклад вызовет такой большой интерес у наших ребят.