Комсомольский патруль

— Я связан с шайкой воров, — без всяких предисловий заявил он, — помогите мне уйти от них.

Костя сердито пододвинул стул.

— Если не хочешь с ними иметь дела, взял бы да и ушел, — сказал он без всякого удивления, словно давным-давно знал, что Чесноков вор.

— Вы не понимаете, они убьют меня! — Валерий опустился на стул и спрятал лицо в ладони. — Я боюсь их, — признался он дрожащим голосом, — за мной уже пустили колуна, а я не хочу воровать! Не хочу, не хочу!! — Голос его поднялся до крика.

— Что у вас тут происходит? — приоткрыла дверь Нина. — Истерика?

— Не входи сюда, — рассердился Костя. Он шагнул к двери и запер ее на ключ.

— Вот что, Чесноков, — сказал я, подождав, пока щелкнул замок, — давай, во-первых, без истерик, а во-вторых, рассказывай по порядку. Что привело тебя сюда? С какой шайкой ты связан? Что такое колун? И, пожалуйста, возьми себя в руки. Такой огромный парень, а ревешь как белуга.

Чесноков отнял руки от мокрого лица.

— Сейчас, — всхлипнул он, — сейчас... я немножко... справлюсь.

Налив ему полный стакан воды, мы приготовились слушать. Но то, что начал рассказывать Валерий, заставило нас прервать его и срочно позвонить Топоркову.

— Товарищ подполковник, — тихо сказал я, заслонив трубку ладонью, — нам нужно видеть вас, и как можно быстрее. Тут такое... такое...

Видимо, подполковник почувствовал по моему голосу, что произошло что-то очень серьезное.

— Хорошо, — ответил он, оборвав меня на полуслове, — сейчас буду.

В присутствии Топоркова Чесноков повторил все сначала.

— Я пришел к вам, — заговорил он, обращаясь ко мне и нервно комкая мокрый носовой платок, но уже не плача, — потому что со мной никто не разговаривал так, как вы в тот раз. И вы, — кивнул он Косте. — Как с человеком. Я топиться хотел, вешаться, а вы меня пожалели.

— Ладно, — перебил его Костя, — давай дальше без сантиментов; что такое колун?

— Колун — это, ну, как бы мститель. Я не выполнил их задание, и меня решили убить. Вот, — показал он на свежий шрам, пересекающий лоб и щеку, — хотели бритвой по горлу, а я отшатнулся. Только лицо порезали.

— Какое задание ты не выполнил? Кто тебя ранил? Кто этот колун?

— Колуном послали Блина, я не знаю его фамилии. А задание у меня было — сесть в тюрьму.

— В какую тюрьму? Зачем?

— Да, да! Вы мне не верите. Женечка Волк — это наш атаман — сказал, что я должен пройти теорию в тюрьме. Он говорил, что меня там всему научат. Заключенные научат. Он сказал, что я уже прошел практику и даже участвовал в ограблении пьяного, а там мне дадут теорию. И еще, чтобы у меня биография была испорчена. Тогда, он сказал, я уже от них никуда не уйду.

Подполковник, до сего времени сидевший с совершенно, бесстрастным лицом, достал маленькую записную книжку и вписал в нее что-то тоненьким карандашиком.

— Продолжайте, — кивнул он головой.

Шаг за шагом Чесноков рассказал все свои похождения. Про бумажник, украденный в ресторане, про желтые ботинки, которые у него и сейчас на ногах, про драку на Старо-Невском, где он, уже втянутый в шайку, должен был кричать «помогите», толкать кого попало и как можно сильнее. Рассказал Чесноков и о том, что недавно познакомился со сторожем свинарника и носил ему по две-три папиросы «план» каждую неделю.

— Только однажды, — Чесноков назвал день, когда был ограблен совхоз «Красный партизан», — я ему отнес целую пачку.

— Зачем? — задал вопрос подполковник.

— Не знаю, мне так велел атаман.

— За что же они решили тебя убить? — спросил я.

Чесноков, несмотря на страх и волнение, вдруг смущенно улыбнулся..

— Помните, когда вы меня отпустили? Я тогда девчонку по лицу ударил. Так вот, я ее ударил нарочно. Мне сказали — ударишь, тебя посадят, но ненадолго, года на два. Это тебе будет теория. А вы меня отпустили. Тогда атаман решил, что я всех продал. Хорошо, что Блин только что после болезни встал, — Чесноков содрогнулся всем телом, — мне бы не уйти от него. Он и в совхоз не ездил потому что больной был.

— Почему же теперь тебя не трогают?

— Потому, что я атаману все рассказал подробно, весь наш разговор с вами, — он покраснел. — Вы уж простите. Я тут вас продал, все сказал — как пожалели, как ваша эта девушка говорила, что Болтов про Табульша рассказывал... Атаман тогда же решил, что Болтова надо убрать. Это я так думаю.

Мы с Костей незаметно переглянулись. Топорков поднял на меня суровые внимательные глаза. Я опустил голову.

Валерий тем временем, не обращая на нас внимания и целиком отдавшись своим чувствам, продолжал рассказ. Наконец замолчав, он вздохнул.

— Если я уйду отсюда по-хорошему, меня все равно убьют, — на глазах его навернулись слезы. — Теперь я не знаю, что делать. Спрячьте меня!

Уточнив еще целый ряд фактов и попросив Чеснокова вкратце написать все рассказанное на бумаге, Топорков вдруг улыбнулся.