Комсорг 2 (СИ)

Он кивает, что готов очень внимательно слушать и я начинаю:

— Полтора года назад, как раз после Нового года, я проснулся и понял, что могу предвидеть какие-то события в истории нашей страны. Сначала это были основные события, самые главные.

Да, примерно с того времени комитет сможет установить, что я сильно и главное, очень заметно, изменился в своем поведении. Стал таким в себе уверенным подростком из довольно застенчивого юноши.

— Какие события вы смогли предсказать тогда? — заинтересовался майор, хотя это мои рассказы для него теперь не так важны.

Но, если всерьез начнут разрабатывать родителей, то могут узнать про это мое первое предсказание. И еще про то, как я угадал в том же году результаты наши клубов в еврокубках. Больше ничего, кроме общих фраз, что нужно потратить деньги до восемьдесят восьмого года, я родителям не говорил.

А, еще про удаление зуба пришлось рассказать, а это уже оказалась приоткрыта завеса на гораздо более далекое будущее.

Есть у меня такие косяки, но можно отговориться просто моим смутным предчувствием, которое я выдаю за предвидение. Не поверят, конечно, но буду пока стоять на своем, насколько это получится.

— Смерть товарища Брежнева. Основное и самое заметное событие этого года.

— И еще? — вот тут следователь заинтересовался.

— Кто будет новым Генсеком, — коротко отвечаю я, не называя фамилии нового Генсека.

— Это все за восемьдесят второй? — своего интереса к моим словам майор не выдал.

— Нет, еще отправлял анонимки в Спорткомитет СССР и в руководство МВД города Москва.

— А туда зачем? — неподдельно удивился следователь.

— На футбольном матче Спартак-Хаарлем должна была случиться давка с погибшими. Шестьдесят трупов. Вот и предупредил, чтобы не выпускали с трибун всех болельщиков одновременно.

Эту информацию майор внимательно записал, переспросив меня несколько раз о том, куда я писал и что именно.

Собираются, наверно, проверить эту информацию.

Я не стал рассказывать о том, что был на самом матче, ни к чему эти подробности лишние.

— И это все?

— За восемьдесят второй все.

— Теперь за восемьдесят третий? — отрывается от бумаг майор.

Кстати, то обстоятельство, что он мне еще даже не назвался, тоже о чем-то намекает.

Никто еще не знает, что я им выдам из откровенного и никого за мной конкретно не закрепили, все пока зависит от результатов именно этого собеседования. Придется немного будущего все же выдать авансом.

— Да, такая же история, после первого января произошла загрузка новой информации в сознание, всего на один год вперед, но гораздо более подробной. Я еще писал в начале января в Курган насчет аварии с домом, который провалился в кипяток.

— Почему вы не явились сами в комитет со своими предвидениями? — наконец-то давно ожидаемый и закономерный вопрос.

Да, почему ты не доверился главному защитнику социального строя и всей первой в мире страны победившего социализма?

Как раз потому и не доверился, что знаю будущее, что не такой уж это и защитник, но такое говорить нельзя никому.

— Не хочу провести много лет в комнате с мягкими стенами на Степанова-Скворцова, — так я ответил и подумав, добавил: — И просто побоялся. Очень уж все это фантастично звучит.

Это майор тоже записал подробно. Все мои слова фиксирует на бумагу, чтобы представить начальству. Понятно, что не он будет решать мою судьбу.

— Давайте по очереди, на какие события писали письма в этом году?

— В Курган сразу после Нового года. Насчет аварии чехословацкого самолета в Поти в конце марта. Про аварию под Ленинаканом. Катастрофа АН-26 под Ключами. Про теплоход под Ульяновском. Вот это все, — перечисляю я.

— Эти события — это все, что вы знаете о прошлом сейчас? — уточняет майор.

— Нет, конечно. Знаю еще много, но они нашей страны не касаются, — на заграничные новости комитет должен особенно заинтересоваться.

— Какие же?

Выдам все подряд, на что глаз ляжет.

— Восемнадцатое января — подписан указ о размещении американских ракет «Першинг» в Западной Европе, — ну, это наверно знакомая советским гражданам информация, майор не особо удивился.

Разве только моей необыкновенной памяти.

— Тринадцатого февраля — в кинотеатре в Турине погибло более шестидесяти человек, — это даже не помню, было ли в советских газетах.

Вполне могло попасть про загнивающий мир чистогана и капитала, идущего на любые преступления ради трехсот процентов прибыли. Как правдиво предупредил мировое сообщество классик марксизма и будущего ленинизма.

— Двадцать четвертое февраля — специальная комиссия Конгресса США опубликовала отчёт, в котором осудила практику интернирования японцев во время Второй мировой войны, — прямо как читаю в своей памяти.

Да, американцы через сорок с лишним лет, когда уже пострадавших почти не осталось, признали все-таки свой преступный произвол в отношении целых народов, попавших под репрессии только по национальному признаку.

Скоро и наши такие же подвиги начнут признавать, так что тут почти полное равенство. Ну, как скоро, еще целый десяток лет до этого. Но у них-то всегда свобода и демократия, а у нас тоталитаризм сплошной, даже смешно это слушать и сравнивать.