Кому на Руси жить хорошо

На крохотных ногах…

Старик, поднявшись на берег,

На красном, мягком коврике

Долгонько отдыхал,

Потом покос осматривал:

Его водили под руки

То господа усатые,

То молодые барыни, —

И так, со всею свитою,

С детьми и приживалками,

С кормилкою и нянькою,

И с белыми собачками,

Всё поле сенокосное

Помещик обошел.

Крестьяне низко кланялись,

Бурмистр (смекнули странники,

Что тот мужик присадистый

Бурмистр) перед помещиком,

Как бес перед заутреней,

Юлил: «Так точно! Слушаю-с!» —

И кланялся помещику

Чуть-чуть не до земли.

В один стожище матерый,

Сегодня только смётанный,

Помещик пальцем ткнул,

Нашел, что сено мокрое,

Вспылил: «Добро господское

Гноить? Я вас, мошенников,

Самих сгною на барщине!

Пересушить сейчас!..»

Засуетился староста:

«Недосмотрел маненичко!

Сыренько: виноват!»

Созвал народ – и вилами

Богатыря кряжистого,

В присутствии помещика,

По клочьям разнесли.

Помещик успокоился.

(Попробовали странники:

Сухохонько сенцо!)

Бежит лакей с салфеткою,

Хромает: «Кушать подано!»

Со всей своею свитою,

С детьми и приживалками,

С кормилкою и нянькою,

И с белыми собачками,

Пошел помещик завтракать,

Работы осмотрев.

С реки из лодки грянула

Навстречу барам музыка,

Накрытый стол белеется

На самом берегу…

Дивятся наши странники.

Пристали к Власу: «Дедушка!

Что за порядки чудные?

Что за чудной старик?»

«Помещик наш: Утятин-князь!»

«Чего же он куражится?

Теперь порядки новые,

А он дурит по-старому:

Сенцо сухим-сухохонько —

Велел пересушить!»

«А то еще диковинней,

Что и сенцо-то самое

И пожня – не его!»

«А чья же?»

– «Нашей вотчины».

«Чего же он тут суется?

Ин вы у Бога нелюди?»

«Нет, мы, по Божьей милости,

Теперь крестьяне вольные,

У нас, как у людей,

Порядки тоже новые,

Да тут статья особая…»

«Какая же статья?»

Под стогом лег старинушка

И – больше ни словца!

К тому же стогу странники

Присели; тихо молвили:

«Эй! скатерть самобранная,

Попотчуй мужиков!»

И скатерть развернулася,

Откудова ни взялися

Две дюжие руки:

Ведро вина поставили,

Горой наклали хлебушка

И спрятались опять…

Налив стаканчик дедушке,

Опять пристали странники:

«Уважь! скажи нам, Власушка,

Какая тут статья?»

«Да пустяки! Тут нечего

Рассказывать… А сами вы

Что за люди? Откуда вы?

Куда вас Бог несет?»

«Мы люди чужестранные,

Давно, по делу важному,

Домишки мы покинули,

У нас забота есть…

Такая ли заботушка,

Что из домов повыжила,

С работой раздружила нас,

Отбила от еды…»

Остановились странники…

«О чем же вы хлопочете?»

«Да помолчим! Поели мы,

Так отдохнуть желательно».

И улеглись. Молчат!

«Вы так-то! а по-нашему,

Коль начал, так досказывай!»

«А сам, небось, молчишь!

Мы не в тебя, старинушка!

Изволь, мы скажем: видишь ли,

Мы ищем, дядя Влас,

Непоротой губернии,

Непотрошеной волости,

Избыткова села!..»

И рассказали странники,

Как встретились нечаянно,

Как подрались, заспоривши,

Как дали свой зарок

И как потом шаталися,

Искали по губерниям

Подтянутой, Подстреленной,

Кому живется счастливо,

Вольготно на Руси?

Влас слушал – и рассказчиков

Глазами мерял: «Вижу я,

Вы тоже люди странные! —

Сказал он наконец. —

Чудим и мы достаточно,

А вы – и нас чудней!»

«Да что ж у вас-то деется?

Еще стаканчик, дедушка!»

Как выпил два стаканчика,

Разговорился Влас:

2

«Помещик наш особенный:

Богатство непомерное,

Чин важный, род вельможеский,

Весь век чудил, дурил,

Да вдруг гроза и грянула…

Не верит: врут, разбойники!

Посредника, исправника

Прогнал! дурит по-старому.

Стал крепко подозрителен,

Не поклонись – дерет!

Сам губернатор к барину

Приехал: долго спорили,

Сердитый голос барина

В застольной дворня слышала;

Озлился так, что к вечеру

Хватил его удар!

Всю половину левую

Отбило: словно мертвая

И, как земля, черна…

Пропал ни за копеечку!

Известно, не корысть,

А спесь его подрезала,

Соринку он терял».

«Что значит, други милые,

Привычка-то помещичья!» —

Заметил Митродор.

«Не только над помещиком,

Привычка над крестьянином

Сильна, – сказал Пахом. —

Я раз, по подозрению

В острог попавши, чудного

Там видел мужика.

За конокрадство, кажется,

Судился, звали Сидором,

Так из острога барину

Он посылал оброк!

(Доходы арестантские

Известны: подаяние,

Да что-нибудь сработает,

Да стащит что-нибудь.)

Ему смеялись прочие:

«А ну, на поселение

Сошлют – пропали денежки!»

«Всё лучше», – говорит…»

«Ну, дальше, дальше, дедушка!»

«Соринка – дело плевое,

Да только не в глазу:

Пал дуб на море тихое,

И море всё заплакало —

Лежит старик без памяти

(Не встанет, так и думали!).

Приехали сыны,

Гвардейцы черноусые

(Вы их на пожне видели,

А барыни красивые —

То жены молодцов).

У старшего доверенность

Была: по ней с посредником

Установили грамоту…

Ан вдруг и встал старик!

Чуть заикнулись… Господи!

Как зверь метнулся раненый

И загремел, как гром!

Дела-то всё недавние,

Я был в то время старостой,

Случился тут – так слышал сам,

Как он честил помещиков,

До слова помню всё:

«Корят жидов, что предали

Христа… а вы что сделали?

Права свои дворянские,

Веками освященные,

Вы предали!..» Сынам

Сказал: «Вы трусы подлые!

Не дети вы мои!

Пускай бы люди мелкие,

Что вышли из поповичей

Да, понажившись взятками,

Купили мужиков,

Пускай бы… им простительно!

А вы… Князья Утятины?

Какие вы У-тя-ти-ны!

Идите вон!.. подкидыши,

Не дети вы мои!»

Оробели наследники:

А ну как перед смертию

Лишит наследства? Мало ли

Лесов, земель у батюшки?

Что денег понакоплено,