Кому на Руси жить

Не сговариваясь, мы прибавляем шагу, ноги сами понесли нас к человеческому жилью как верблюдов к оазису в безводной пустыне.

— Ничего не замечаешь? — спрашивает на ходу Миша.

— Нет, а должен?

— Столбов нету.

— Каких еще столбов? — спрашиваю.

— А никаких. Ни телефонных, ни электрических.

Точно. Ни одного столба, ни одного провода к деревне не ведет.

— Может, с той стороны, не видно нам, — делаю смелое предположение.

— Может, — не очень уверенно жмет плечами Миша.

Дорожка в деревню проходит под двумя огромными липами, соединившими свои пышные кроны, образуя тем самым некое подобие высокого, арочного свода. Возле этих лип возится с какой-то деревяшкой полуголый пацан лет одиннадцати. Нас он заметил давно, делал вид, что занят, а сам украдкой наблюдает, пока мы подойдем ближе.

— Э, малой, телефон у вас где? — спрашиваю ласково, приблизившись к мальчугану.

Парнишка в полном ступоре с минуту нас разглядывает, затем разворачивается на черных от въевшейся земли пятках и молчком чешет в деревню.

Блин, напугали мальца видом своим непотребным, он теперь бог весть что про нас подумать может. Психику бы не надорвал. Хотя современного ребенка трудно чем-то напугать до мозгового расстройства, он ужастиков всяких пересмотрел больше, чем книжек прочитал. Городские дети, по крайней мере стопудово такие, не знаю насчет деревенских. Да и этот может не местный совсем, а к бабушке на каникулы приехал.

Вступаем под тень лип, медленным шагом ползем по главной деревенской улице. И тут нас поджидает культурный шок. Со стороны деревенька казалась вполне себе обычной, старой, русской, каких тысячи, но вблизи оказалось, что слово «старая» к нашему случаю подходит едва ли. Видел я деревни, сам в деревне родился и рос, но такого убожества лицезреть еще не доводилось. Найденную нами на берегу землянку я отнес к частным случаям, мало ли какие тараканы в голове у построившего ее хозяина, да, видно, тут по всей деревне у всех нехилые закидоны. Ни одного нормального дома! Сплошь полуземлянки и врытые в грунт сараи древней постройки. Не старой, не ветхой, а именно древней, чтоб в наше время так строили еще поискать надо. Крыши, где соломой крытые, где дерном каким-то обложены, оконца крохотные, трубы печные не торчат. Заборов почитай, что нет, они везде низкие, перешагнуть можно, но курица не убежит.

Ан нет, соврал я, вот домик достойный, в саду яблоневом прячется. Прямо в середине деревушки. Калиброванного, светлого бревна, с выкрашенной красным тесовой крышей, оконца все те же махонькие, зато ажно шесть штук на широком фронтоне, какой-то особой резьбы по дереву не наблюдается.

Во дворах, что мы прошли ни души. Кроме того пацаненка мы вообще никого не видели. Квохчут по сараям куры, шумят невидимые коровы, где-то ржанул коник. Человеческое присутствие ощущается, но не очевидно.

— Пойдем, стукнем, — на крутой дом показываю. — Уж тут-то должен быть телефон, поди, не на краю света живем.

Приблизились. Надел обширный, соток тридцать, не меньше. Несколько сараюшек, колодец. Полуземляной этаж у дома все же есть, подвальное хранилище для урожая, наверное, на второй ведет крытое крыльцо с правого сбоку. На дворе опять же никого не видать, будто вымерли все, даже собаки с кошками.

Скрипнула под Мишиной ногой первая ступенька крыльца. Дверь тотчас отворилась и на площадку вышла пухлая лицом тетка лет пятидесяти, в выбеленной холщовой рубахе и такой же непонятной юбке до пят. Уставилась на нас, глазами хлопает в непонятках абсолютных.

— Добрый день, мадам, — вежливо так говорит Миша, с нотками извинения в голосе. — Нам бы телефон, домой позвонить, чтобы забрали, туристы мы, от своих, знаете ли отстали, пока купались, одежду нашу кто-то спер.

Тетка шары наружу выкатила, охнула коротенько, обмякла и бряк с крыльца безвольным холодцом в обморок прямо здоровяку моему в руки.

Я машинально дерюгу свою на бедрах проверил — вдруг сползла, не за просто же так баба без чувств свалилась…

Сзади слышится быстрый топот. Я не успеваю обернуться, в затылке черной вспышкой рвется бомба, и в следующий миг сознание упархивает из моей головы как бабочка из сачка незадачливого натуралиста.

Глава вторая

Сколько времени прошло не знаю. Башка трещит, будто с бодуна. Полумрак. Лежу в каком-то сарае на соломенной подстилке, бочина затекла спасу нет. Ноги связаны, руки за спиной тоже чем-тозавязаны. Нормальный ход…

Изловчившись и немного покряхтев, сажусь. Прислоняюсь к бревенчатой стене. Затылок на прикосновение отзывается резкой болью. В кровь разбили суки. Интересно чем: битой или железкой какой? Найду — покалечу.

Сидя я совсем оклемался. Голова болит, но уже не так сильно, наибольшее неудобство и боль причиняют стянутые на крестце руки. Чувствую себя пленным партизаном утром перед казнью. Буйная фантазия с готовностью подсовывает картину прихода за мной двух тугомордых эсэсовцев в гимнастерках с закатанными рукавами. Гнусно ухмыляясь и матерясь на немецком, они выпинывают меня на свет Божий в последнюю прогулку до эшафота.