Кому на Руси жить

Я понимаю, что нелепая сходка завершена. Не благодаря за обед, тяну Рваного на выход. У дверей Минай, отечески подтолкнув Мишу вперед, придерживает меня за локоть. Из горячего шепота в ухо узнаю, что брат боярина Головача с удовольствием доплатил бы от себя если я расправлюсь с главарем разбойной шайки и ее членами. Я обещаю приложить для этого максимум усилий и спешу откланяться.

Тащу Рваного к причалу. Лодки там, конечно, уже нет. Ловлю патлатого босого мужичка в коротких портах типа бриджей. Морда усталая, голая спина потная и грязная. Спрашиваю куда подевалась лодка, отвечает, что разгрузили, назад ушла, завтра утром еще две придут. Лодки тут есть и свои, поменьше, но, ежели платы нет, никто не повезет даже на расстояние плевка.

Делюсь с Мишей своими прикидками где разжиться бабками. Он говорит, что надо потрясти мать Овдея, ибо сам пока не в теме где хранится семейная кубышка.

Мы еще немного поболтались по заросшему камышом и осокой берегу. Привязанных к колышкам лодок насчитали с десяток. И захочешь не возьмешь — весел нету, противоугонка, однако…

На обратном пути в деревню нас по-очереди обгоняют две порожние телеги. Возницы предлагают подвезти, но мы отказываемся — что на своих двоих пехать, что с такой скоростью и комфортом ехать — без особой разницы.

Снова приходим к дому Овдея. Во дворе нас встречает его мать — тетка рухнувшая в прошлый раз в обморок. Встречает довольно приветливо, ласково, я б сказал, все Овдеюшка да Овдеюшка, мне улыбается как своему…

Я же как оборотень на луну чуть не завыл на поползший невесть откуда, рубящий с ног запах готовящегося шашлыка, по-собачьи заворошил носом.

Никогда еще не видел у Рваного такой хитрой физиономии. Он, видите ли, предполагал, что моя нежная сущность воспротивится приему столь неказистой и непривычной пищи. Поэтому к нашему приходу распорядился забить и зажарить кабанчика. Собственно, свинтуса умертвили намного раньше, еще утром, а вот готовить начали едва завидев нас пылящих за околицей.

Как истинный приверженец нормальной мужской еды насилу сдерживаю благодарную слезу. Второй сюрприз ждет меня в доме.

— Ничего себе не натер? — спрашивает Миша, протягивая стопку сложенной белой ткани. — Надевай.

Это нательная нижняя короткая рубаха и штанцы по щиколотку.

— Портной весь день шил? — спрашиваю.

Рваный загадочно улыбается. Я надеваю только кальсоны, как я их втихаря прозвал — жарко для двойной рубахи.

Потом до заката мы с ним сидим вдвоем во дворе на лавке под окнами. Трескаем отлично пропеченное, недосоленное мясо, запиваем квасом. Вполголоса вспоминаем былое, смеемся, грустим, обещаем. Миша, что характерно, ни словом больше не упоминает прошлое и древнюю Русь. Вот и славно, думаю, завтра мы отсюда свалим…

— Ты спать где предпочитаешь? — спрашивает Миша, когда темнеет.

— Какие варианты?

— Не много вариантов: со мной в доме, либо на сеновале.

Соглашаюсь на сеновал. От подушки и покрывала отказываюсь Духотища такая, что в пору голым спать, замерзну — в сено зароюсь.

Сеновал находится как раз над той конюшней, где я валялся связанный. Миша показал приделанную под выступающим свесом крыши лестницу, ведущую наверх к квадратной дверце на длинных, кованых петлях.

— Спокойной ночи, — говорю устало и лезу спать.

Пространство под крышей на две трети оказалось забито прошлогодним, но все еще ароматным сеном, мягким, как взбитая перина. Я забиваюсь в дальний угол, сооружаю нечто похожее на подушку, стаскиваю сапоги и укладываюсь в шуршащее, уютное лежбище. Ночь бы простоять, а утром видно будет. Ноги надо отсюда делать пока не поздно, с психами поведешься — сам психом станешь.

Становится тихо. С темнотой приходят комары. Сотни комаров. Их противный, нудный вой мертвого из могилы поднимет. Ладно бы кусали молча, нет, выть им надо, тварям! Поначалу я пытаюсь с ними бороться, излупил себе все щеки и лоб, прихлопнул десятка три, но меньше их не становится. Как в сказке, вместо одной отрубленной головы у Горыныча отрастало сразу три, так и тут за одного убитого мною комара мигом слетается мстить еще пятеро. Откуда они прут? Оказалось, я не закрыл за собой дверь, пришлось вставать и ползти к выходу, эдак они меня к утру обглодают. Волки, а не комары.

Дохнув ночного воздуха из открытого дверного проема, я внезапно захотел отлить. Лезу в полной темноте по лесенке вниз. Далеко отходить не стал, в таком мраке ноги можно переломать. Надудонил прямо под нижний венец конюшенного сруба, завязываю веревочки сначала на кальсонах, потом на портках и в свою берлогу обратно карабкаюсь. Ногами на третьей перекладине, слышу за спиной тихие звуки. Замираю и слегка пригибаюсь, силясь что-то рассмотреть. На темном ночном фоне кажется какое-то движение еще более черного пятна возле кустов у границы подворья. Раздается резкий выдох, за ним свист летящего предмета. Голая ступня неожиданно срывается с перекладины, кратковременно повисаю на руках. Что-то с глухим звуком бьется в бревна ровно в том месте, где секунду назад была моя шея. Раздается треск ломаемых веток кустарника и топот убегающих ног.