Кому в Раю жить хорошо…

От неожиданности Манька оторопела. Непроизвольно, подчиняясь воле Дьявольского наущения, не сразу сообразив, что она тут своя, некоторое время просто плыла по течению, наблюдая за тем, что происходит вокруг.

Это была она и не она. А вокруг происходило нечто несусветное…

Чего в жизни не случится, во сне запросто. Ведь бывает так, что вдруг понимаешь, что делаешь нечто противоестественное и не можешь остановиться, получая удовольствие от всего, что с тобой происходит. И вроде бы неудобно, стыдно, не свойственно, отчего в здравом рассудке пришел бы в ужас, но сон уже захватил тебя, снимая оковы предрассудков и запретов, показывая тебя совсем в другом свете.

С Манькой это уже было. Она начала узнавать чужие сны. Например, сон в лесу, когда летела над летним зеленым лугом под синим-синим небом. Или бегал во сне маньяк, охотился за девушками, рассматривая внутренности, все пытаясь достать из них то самое, которое делало его маньяком. И вот она подошла к нему, обняла, как любящая мать – и маньяк сразу стал маленьким черным человечком, который уместился на ладони. Или нет-нет, да и снилось… То самое, чем занимались люди в гостиной, с незнакомыми ей людьми, и тоже можно было сразу делать вывод – не свой сон. В жизни получалось наоборот: если она встречалась с людьми из своего сна, они откровенно отстранялись, внезапно устраивая разные западни. Противоположно тому, как поступали во сне. И стоило ей подметить такую особенность, Манька начинала высматривать таких людей и обходить их десятой дорогой.

На этот раз сон был не то что другим – реальным…

Она жила в нем, как в жизни – придумать ничего не получалось, все шло, само собой. Впрочем, и в других снах было то же самое: стоило вспомнить свое имя, и она сразу же выдавливалась. А в этом – таяла, как снег на ладони, подчиняясь внезапной перемене. И то, чем она была, ушло из мыслей, из чувств, из памяти…

В огромной гостиной царил полумрак и сизоватый туман. Тяжелые бардовые шторы во всю стену закрывали окна, не пропуская света. Горели в подсвечниках толстые узорные свечи, потрескивал огонь в камине. На низких мягких диванах с гнутыми медными ножками и вышитых золотом подушках в цвет штор сидели и полулежали люди, наслаждаясь вином, кальяном и… кровью… Не стесняясь, раскрывались друг другу, сплетаясь телами, будто лианы, хором проникновенно повторяя зловещие слова, ухая, словно совы. Их обнаженные тела отражались в зеркалах на стенах и на потолке, и казалось, что людей в гостиной много больше, чем было на самом деле. Обстановка постепенно прояснялась. Многие взгляды были устремлены на нее – подбадривающие, влюбленные, покорные. Взгляды льстили, люди в гостиной приятно радовали взгляд, их страстные поцелую и объятия вызывали ответную реакцию. Она мило улыбалась в ответ, понимая, что их молчаливые мысли ведомы ей все до одной.

И каждый в отдельности не радовал – были, были у каждого свои минусы!

Стоило остаться наедине, подлое их нутро сразу же начинало просить, канючить, затевать интриги. Не сказать, что недолюбливала, не воспринимала. Страждущие – раздражали. Общеизвестно, не делай добра, не получишь зла. Эту нехитрую простую истину она усвоила еще ребенком: пока от тебя что-то ждут, носят на руках. В одиночку они были никем, в отсутствии вожака толпа могла стать опасной. Усмирить их мог только Его Величество, который, пожалуй, единственный, кто безнаказанно убивал и людей, и оборотней, и вампиров по праву царской крови, хоть и седьмая вода на киселе. Еще драконы – но без мужа дракона не накормишь. Голодный дракон – дикий дракон, сожрет раньше, чем прикончит стаю, которая и с влюбленным взглядом голодна в любое время. И она охраняла мужа больше, нежели себя.

За шторами притаились верные стражи госбезопасности из местных, прошедшие огонь и воду, за двойными стенами и потайными дверцами укрылась армия сильных воинов из Три-первого государства. Пожалуй, еще дядька Упырь – он любого усмирит одним взглядом. В силе – хворь прошла, и вроде здоровее стал, чем был перед болезнью. При такой охране никто не пикнет, а если раскроить кому-нибудь череп, наоборот, набросятся на жертву.

С любовью и нежностью взгляд ее упал на человека, который лежал перед нею.

Как слепое пятно…

Сначала она так и подумала, пока еще была собой, пока смотрела на себя, как на человека, которому все это снится. Но мысль ушла – и прошло головокружение. И она быстро забыла о той Маньке, которая просыпала все самое интересное. Той как будто не существовало, вернее была, но в огромной черной дырой, в которой мерк свет.