Конь бѣлый

Разошлись. Когда садился — увидел за окном преданного попутчика — тот стоял с бутылками и бутербродами в аккуратном пакетике. Открыл купе, пригласил: «Что же мне, одному прикажете? Заграница все же, так хорошо по-русски поговорить…» Пили медленно, пиво и в самом деле оказалось необыкновенно вкусным, рыбка — выше всяких похвал, время летело за разговором быстро. «А вы как в Харбине?» — спросил, вглядываясь в красивое, сравнительно молодое еще лицо. «Как все… — улыбнулся грустно. — Знаете, в Харбине русскому человеку делать совсем нечего. Ну, поработал в такси два года — и что? Скука… Я, знаете, натура лирическая, ностальгии подвержен, все Россия снится, ели в сугробах… У нас имение в Смоленской губернии было, неподалеку от Тенишевых, у них так хорошо… Уют старинный, мебель, картины… А в общем — не в этом дело. Русский я, понимаете? Мне харбинский ветер поперек дует. Мне здесь все — сплошная ахинея, вот в чем дело!» — «Значит, вы в СССР навсегда?» — «В Россию я. А СССР… Понимаю скрытый сарказм. Ненавидите?» — «Так точно. Чем же намерены там заняться?» — «Хоть чем. Лишь бы свое». — «А на лесоповал не желаете? Или вот еще у них там СЛОН есть, не слыхали?» — «Нет. А что это?» — «Соловецкий лагерь особого назначения, на Соловках, это вам рекомендовать не надобно? Начальничком у них там Глеб Иванович Бокий, пламенный революционер и сподвижник товарища Дзержинского. Развратник, психопат, палач. Встретитесь — сразу узнаете». — «А вы встречались?» — «Заочно. Я на него дело-формуляр веду, если большевистским языком. Хотя — почему большевистским? Активно действующих одиночек и мы когда-то вылавливали». — «Я понял. Сергей Константинович Юрьев, честь имею. Видите ли…» — «Рыбин я. Иван Иванович. Я знаю, что вы сейчас скажете. Вы скажете, что вины вашей перед советвластью никакой нет, что сражение на нашей стороне — это не преступление, что вы никого не казнили… — горько махнул рукой. — Все наперед известно. Сначала — фильтрационная тюрьма, допросы днем и ночью — это если вам повезет. А не повезет — вас на границе прибьют, как приблудившуюся, но не нужную собачонку, понимаете?» Юрьев сидел задумавшись, стакан с пивом в руке держался твердо, даже на стыках жидкость не плескалась по стенкам. «У вас доказательства есть?» — спросил, вкусно отхлебнув. «Есть. Я вам могу назвать и отметить на карте до тридцати концентрационных лагерей с бывшими белыми. Они долго не живут — у них там норма: по сотне человек в день в землю класть. ОГПУ сейчас по всей стране вылавливает всех причастных к войне и движению. Люди уже забыли, а им напоминают — ночью, как правило. Это краснюки невры соседей берегут, простых советских людей, как они называют свое быдло безмолвное. Но имейте в виду — партия только разворачивает свой террор, все еще впереди». — «Выходит — не советуете? А если я — красный провокатор? И сдам вас на границе?» — «Вы тогда беседу нашу должны были записать. И предъявить в доказательство. Мне что… Я — француз, Клод де Шавиньи меня зовут на самом деле, у меня французский паспорт, я служащий солидной парфюмерной фирмы — разве не чувствуете амбре? Так что мимо, друг мой…» Вгляделся, улыбочка пропала, в свинцовых глазках тупое безразличие: «Переиграл я вас, поручик Малахуев. Вы — говно, а у красных какая разведка… Всех-то дел: убедить сопредельные государства, что не кровью пахнет, а подмышками Владимира Ильича. Не рыпайся, мудак, с дыркой будешь… — Дуло уперлось в лоб. — Какие будут предложения, глиста?»

Ошеломлен был собеседник. Чего там — просто убит, уничтожен, растерт по стенке без остатка. Губы прыгают, слюни на подбородок текут, руки ходят ходуном, цвет лица изменился в очень худшую сторону. Не ожидал так нарваться, никак не ожидал.

— Что ж… Конечно… Я, собственно… — лепетал, преданно, по-собачьи заглядывая в глаза. — Вы… только, значит… Это…

— Не сучи ногами. Мерзость… Всегда говорил: люди из комендантских структур контрразведки нужны, конечно, но все они мразь шизоидная.

— Я… изложу вам план нашей… То есть — большевистской операции. Замысел грандиозен… Вы озолотитесь в буквальном смысле…

— Золото Александра Васильевича спиз…л? На станции Зима?

— Знаете… — Стакан с пивом упал и разбился. — Что вы со мной сделаете, что? Вы сохраните мне жизнь? Я могу быть вам очень полезным, очень, только прикажите, я исключительно надежный человек!

Бабин нахмурился:

— Это вряд ли… Предал нас, теперь их предаешь. Не верю я тебе.

— Хорошо! В соседнем купе едет замрезидента ихней разведки Кувалдин Мирон Григорьевич. Это псевдоним. Настоящая фамилия Гаджиев Мурза. Задание…

— Как выглядит Мурза?

— Толстый блондин с черными глазами. На лацкане пиджака золотая лира. Блондин, потому что в парике. Парик приклеен. Он выбрит наголо.

— Хорошо. Сейчас мы пойдем к другим участникам операции. Представишь меня как второго замрезидента, понял? Кто эти люди?

— Вы прозорливец! Это проводники соседнего вагона Кузьмины!

— На чем вы их завербовали?

— Не… Не знаю.

— Опять врешь. Это Дебольцовы — Алексей Александрович и…