Конь бледный

– Может, им на листке рисовать? А что – я неплохо рисую! Мои рисунки в школе на стенде вывешивали! Хотела пойти в художественное училище, но мама была против. В городе – безобразие, разврат, пьянка. Мама считала. Так что не стала я известной художницей. – Настя улыбнулась и сделала шаг к лестнице: – Сюда принести? Ну… бумагу, карандаши? Из канцелярии!

– Все туда пойдем, – решился Конкин. – Вот еще мы на ветру тут совещания не устраивали! Да и дождь начинается. Здесь как по расписанию: в полночь – дождь!

– То-то у них тут все растет, – кивнул Василич. – Видел, какие тут поля? Кстати, а мы ведь добрый кусок у них оттяпали. Приземлились, как Элли на Гингему!

– Кто?! – не понял Конкин и тут же махнул рукой. – Сказки почитываешь? Давай-ка, шагай за мной, будешь гостям втолковывать.

* * *

Человек с обручем внимательно осмотрел лист бумаги – даже понюхал. Так же внимательно и осторожно ощупал карандаш, проведя им небольшую черту по самому краю. Потом начал рисовать.

Рисовал он уверенно, даже с удовольствием, иногда высовывая между пухлых губ кончик языка. Язык, против ожидания, оказался таким же, как и у земных людей, – розовым, остреньким, совсем не похожим на языки каких-нибудь зомби из ранее виденных Конкиным видеофильмов. Почему-то казалось, что иномирные люди должны отличаться от землян хоть чем-то – ну… пальцев разное количество или еще что-то такое хитрое.

Глупая мысль вдруг пришла в голову – а женщины у них такие же, как земные? Может, у них три сиськи или… это… хм-м… поперек? Конкин невольно ухмыльнулся, осознал всю глупость «не к местных» мыслей и тут же согнал ухмылку с губ. Никто не заметил, кроме Насти, недоуменно смотревшей то на Конкина, то на рисунок – что же такого веселого иноземец увидел на листе бумаги?

А веселого там было не особо много, хотя забавного хватало – целая череда простых картинок, помогающих понять мысль иномирца. Первая картинка изображала самого Конкина (он возвышался над человеком с обручем как башня), иномирец ему что-то говорил, а Конкин с явно недоуменным выражением лица разводил руками. Мол, не понимаю!

Отметил для себя, что жесты иномирцев похожи на жесты землян. Можно без проблем понять, что они чувствуют.

Вторая картинка показывала человека с обручем, который подводил Конкина к человеку в коричневом и указывал на майора пальцем, что-то от того требуя.

Третья – Конкин пьет из чего-то, напоминающего стакан, а человек в коричневом сжимает его голову руками.

И четвертая – Конкин и человек с обручем разговаривают: из их ртов льются потоки слов, составленных из букв неземного алфавита.

Все было так понятно, будто рисовал профессиональный художник, и Настя невольно вздохнула:

– Здорово! Дим, они хотят каким-то образом научить нас ихнему языку!

– Не ихнему, а их, – автоматически поправил Конкин, кивнув головой. – Прекрасно я все понял. Не дурак. Вот только ты не допускаешь, что нас хотят отравить? Дадут яду, а потом…

– Да зачем они сюда тогда лезли? – раздраженно парировала Настя. – Чтобы всех перетравить? Боишься – давай я первая выпью! Пусть меня научат!

– Что значит боишься – не боишься, ты чего несешь? Нас на этой планете меньше четырех десятков, нам каждый человек дорог! – Конкин рассердился, а больше всего оттого, что по большому счету Настя была права, на кой черт им травить Конкина, тем более что рядом Настя и Василич с автоматами наперевес. Покрошат в капусту, и опомниться отравители не успеют.

– Давай я попробую? – Настя едва не умоляюще посмотрела на Конкина. – Мужчин у нас мало, женщин куча, так что если со мной что-то случится – особо не потеряем. Да и не случится ничего, уверена! Я бы почувствовала, если бы они задумали какую-нибудь пакость!

– Почувствовала она! Чувствуют только… в заднице, остальное все ощущают! – зло бросил Конкин и тут же устыдился своей грубости. Нельзя так с любимой женщиной, да еще и в присутствии чужого. Того же Василича. Хотя Василич на самом деле и не совсем так уж чужой…

Настя обиженно замолчала, покраснев, нарочито не глядя на Конкина и на отвернувшегося в сторону Андрея, а Конкин, сразу построжев лицом, холодно приказал:

– Нарисуй им меня – мертвого. И так, чтобы было понятно – если я двину кони, этим засранцам не поздоровится. Вы их всех поставите к стенке. Изобразишь?

– Чего не изобразить, изображу! – встрепенулась Настя, потянулась за карандашом и тут же застыла. – Не надо бы тебе, а? Давай лучше я?!

– Не обсуждается! – рявкнул Конкин, довольный, что может показать себя не только командиром, но и человеком, заботящимся о своих близких. Настоящим мужчиной! Мужчина должен брать на себя ответственность, идти по жизни, облегчая ее своей семье. И только так!

Настя кивнула и быстро, ловко, не хуже, чем иноземец, изобразила Конкина с вытаращенными глазами и разинутым ртом, из которого что-то вытекало. Дмитрию вдруг почудилось, что в ее глазах горит огонек насмешки – уж больно в смешном, пародийном виде изобразила она своего любовника.