Конь и его мальчик

Кот, очень тёмный в темноте, был велик и важен – гораздо важнее и больше тех его собратьев, которых Шасте доводилось встречать. Глаза его таинственно сверкали, и казалось, что он много знает – но не скажет.

– Кис-кис-кис, – неуверенно сказал Шаста. – Ты говорить не умеешь?

Кот сурово поглядел на него и медленно пошёл куда-то, а Шаста, конечно, пошёл за ним. Через некоторое время они миновали усыпальницы. Тогда кот уселся на песок, обернув хвост вокруг передних лап. Глядел он на Север – туда, где лежала Нарния, – и был так неподвижен, что Шаста спокойно лёг спиной к нему, лицом к могилам, словно чувствовал, что кот охраняет его от врагов. Когда тебе страшно, самое лучшее – повернуться лицом к опасности и чувствовать что-то тёплое и надёжное за спиной. Песок показался бы вам не очень удобным, но Шаста и прежде спал на земле и скоро заснул, думая во сне, где же сейчас Игого, Уинни и Аравита.

Разбудил его странный и страшный звук. «Наверное, мне всё приснилось», – подумал он. И тут же ощутил, что кота за спиной нет, и очень огорчился, но лежал тихо, не решаясь даже открыть глаза, как лежим иногда мы с вами, закрыв простыней голову. Звук раздался снова – пронзительный вой или вопль; тут глаза у Шасты открылись сами, и он присел на песке.

Луна ярко светила; усыпальницы стали как будто больше, но казались не чёрными, а серыми. Они очень уж походили на чёрных людей, закрывших голову и лицо серым покрывалом. Что и говорить, это не радует. Однако звук шёл не от них, а сзади, из пустыни. Сам того не желая, Шаста обернулся и посмотрел туда.

«Хоть бы не львы!..» – подумал он. Звук и впрямь не походил на рычание льва, но Шаста этого не знал. Выли шакалы (это тоже не слишком приятно).

«Их много, – подумал Шаста, сам не зная о ком. – Они всё ближе…» Мне кажется, будь он поумнее, он вернулся бы к реке, там были дома, но он боялся пройти мимо усыпальниц. Кто его знает, что вылезет из чёрных отверстий? Глупо это или не глупо, Шаста предпочёл диких зверей. Но крики приближались – и он изменил мнение…

Он уже собирался бежать, когда увидел на фоне луны огромного зверя.

Зверь шёл медленно и степенно, как бы не замечая его. Потом он остановился, издал низкий, оглушительный рёв, эхом отдавшийся в камне усыпальниц, и прежние вопли стихли. Зашуршал песок, словно какие-то существа бросились врассыпную. Тогда огромный зверь обернулся к Шасте.

«Это лев, – подумал тот. – Ну всё. Очень будет больно или нет?.. Ох, поскорей бы!.. А что бывает потом, когда умрёшь? Ой-ой-ой-ой!!!» – И он закрыл глаза, сжал зубы.

Ничего не случилось, и когда он решился их открыть, что-то тёплое лежало у его ног. «Да он не такой большой! – в удивлении подумал Шаста. – Вполовину меньше, чем мне показалось. Нет, вчетверо… Ой, это кот! Значит, лев мне приснился!»

Действительно, у него в ногах лежал большой кот, глядя на него зелёными немигающими глазами. Таких огромных котов он не видал.

– Как хорошо, что это ты! – сказал ему Шаста. – Мне снился страшный сон. – И, прижавшись к коту, он почувствовал, как и прежде, его животворящее тепло.

– Никогда не буду обижать кошек, – подумал или даже сказал он, – знаешь, я один раз бросил камнем в старую голодную кошку… Эй, что это ты, – вскрикнул он, потому что кот именно в этот миг его царапнул. – Ну, ну! Будто понимает… – И он уснул.

Наутро, когда он проснулся, кота не было, солнце ярко светило, песок уже нагрелся. Шаста приподнялся и протёр глаза. Ему очень хотелось пить. Пустыня сверкала белизной. Из города доносился смутный шум, но здесь было очень тихо. Когда он посмотрел немного влево, к западу, чтобы солнце не слепило, он увидел горы вдали, такие чёткие, что казалось, будто они совсем близко. Одна из них была как бы двойная, и он подумал: «Вот туда и надо идти» – и провёл ногой по песку ровную полосу, чтобы не терять времени, когда все придут. Потом он решил чего-нибудь поесть и направился к реке.

Усыпальницы были совсем не страшные, он даже удивился, что они его так пугали. Народ здесь был, ворота открылись давно, толпа уже вошла в город, и оказалось нетрудно, как сказал бы Игого, что-нибудь позаимствовать. Он перелез через стену и взял в саду три апельсина, две-три смоквы и гранат. Потом он подошёл к реке у самого моста и напился. Вода ему так понравилась, что он ещё и выкупался – ведь он всегда жил на берегу и научился плавать тогда же, когда научился ходить. Потом он лёг на траву и стал смотреть на Ташбаан, гордый, большой и прекрасный. Вспомнил он и о том, как опасно там было, и вдруг заподозрил, что, пока он купался, Аравита и лошади, наверное, добрались до кладбища («И не нашли меня, и ушли», – подумал он). Быстро одевшись, он побежал обратно, и так запыхался и вспотел, словно и не купался. Но среди усыпальниц никого не было.