Конь на один перегон

– А почему в академию не поступал?

– Поступал.

– Ну и что?

– Не поступил.

– Почему? Уж ты-то? Строевую не сдал, что ли? – пошутил он.

Окружающие готовно – незло – подсмеялись.

– По зрению, – неохотно скрипнул Степченков.

– А сколько у тебя?

– Минус семь с половиной.

– Ско-олько?! Да-а… – протянул командующий. – Как же тебя проверки не комиссовали?

Степченков развел локтями – эдакий дрыг обрубками крыльев.

– Он таблицу наизусть выучил, – подал голос майор.

– А? Та-ак… А если выучил, что ж не можешь в академию ткнуться?

– Поздно.

– Сколько тебе?

– Тридцать девять.

– Мд-а. Ну а раньше, когда поступал?

– Не догадался.

– А когда догадался и возраст позволял?

– Больше не направляли.

– Ясно! – сказал командующий. – Направлять не направляли, но в полку держали – для результативности и на всякий случай, чтоб был хоть один артиллерист, так? – Перевел тяжелый взгляд на командира полка.

Командир полка вытянулся. Степченков пожал плечами.

– Короче, – спросил командующий, – начальником штаба в отдельный артполк хочешь?

Установилась космическая тишина. Сейчас на глазах у всех происходил один из тех редчайших случаев, которые затем перелагаются в легенду и передаются поколениями офицеров всех округов: как командующий вознес личной властью судьбу неудачливого офицера, посадив капитана сразу на подполковничью должность, так ему понравилась стрельба.

– Спасибо, не хочу, – ответил Степченков.

В толпе произошло легкое гудение. Комполка спокойно кивнул головой. Командующий склонил голову чуть набок, как озадаченный победоносный петух.

– Почему это еще? – осведомился он.

– Я артиллерист, – сказал Степченков.

– А я тебе не кухню предлагаю.

– Моя профессия – стрелять, – сказал Степченков.

– Но не могу же я поставить тебя на дивизион! – сказал командующий. – Я вообще гнать тебя должен, узнав официально о твоих очках, ты понял?

– Понял, – сказал Степченков равнодушно.

– И что?

– А все равно еще год-другой – и в запас.

– Хоть бы майора тебе дать, что ли, – раздумчиво сказал командующий. – Послужил бы еще пяток лет…

– Если можно… – И тут впервые голос Степченкова потерял равнодушную ровность, он посмотрел на генерала сквозь свои неуклюжие очки с надеждой и даже, пожалуй, с мольбой.

– М-да, – крякнул командующий. И проницательно спросил: – Пьешь?

Степченков пожал плечами.

– Редко, товарищ генерал-лейтенант, – заступился комполка.

– Ясно, – сказал командующий. – Благодарность в приказе получишь. А это – на память, от меня. Сейчас это, конечно, не модно, но, что называется, чем могу. – Он отстегнул с запястья часы и вложил Степченкову в руку. – Хочешь – носи, хочешь – пропей, дело твое.

Он вздохнул и направился к натянутому тенту, под которым вокруг стола с картой ждали старшие офицеры.

…Через час Степченков стоял в гарнизонном кафе-стекляшке, именуемом здесь в просторечии «прапорщик». Фуражка его с трудом удерживалась на затылке, очки сползли, китель был расстегнут, открыв серый заштопанный свитерок. Перед ним на заляпанной мраморной крышке отекали две кружки с пивом, и между – пивная же кружка с красным. Водочная бутылка каталась под столом, старушка-судомойка подняла ее и, шаркая, унесла.

– Ссуки, – кричал и плакал Степченков, качаясь и хватая крышку столика. – Блляди! Ггады! П-портачи поганые! Я артиллерист, я! Я артиллерист милостью Божьей!.. Артиллерия – бог войны… что вы понимаете! Что вы можете, долбо…! Да я вам снаряд в баскетбольное кольцо за десять километров продену, с кем спорить, ну? Мной командовать… да я вас всех утру, дошло бы до дела!..

Он отхлебнул вермута, запил пивом, ткнул в губы мокрой сигаретой и выронил ее. Сержант из его батареи, следящий от двери, бережно вложил ему в рот зажженную сигарету и обнял за плечи.

– Пойдемте, товарищ капитан. Вам уже пора, я помогу, идемте.

– Ты не видел… мне командующий армией сегодня руку жал… одному! Я один из всех стрелять умею! И вас, салаг, щенков, учу!

– Я знаю, товарищ капитан.

– Что ты знаешь, сопля, пацан! Знаешь?! Я в Египет просился – не отправили! Во Вьетнам – не отправили! В Анголу – не отправили! Суки, гады, бляди! В Афган – не отправили! Говно отправляют, а я, срок уже отслужил, все – сижу здесь! Да я снаряд… душу твою… я его в воздухе чувствую… я его как руками на место кладу… и меня, мариновать!.. Да я вообще ослепну, и все равно стрелять буду… я артиллерист (слеза выкатилась), я ас, первый, понял!

– Пойдемте, товарищ капитан, – уговаривал мальчишка-сержант. – Поздно уже, закрывают, вам домой надо, идемте.

Поживем – увидим

Затвор лязгнул. Последний снаряд. Танк в ста метрах. Жара. Мокрый наглазник панорамы. Перекрестие – в нижний срез башни. Рев шестисотсильного мотора. Пыль дрожью по броне. Пятьдесят тонн. Пересверк траков. Бензин, порох, масло, кровь, пот, пыль, степная трава. Пора! Удар рукой по спуску.

Прет.

Все.

А-А-А-А-А!

Скрежеща опустился искореженный пресс небосвода – белый взрыв, дальний звон: мука раздавливания оборвалась бесконечным падением.