– Госпожа Петухова, утро доброе, – пожилой импозантный господин в солидном костюме, с неизменной тросточкой, чуть приподнял котелок, приветствуя даму в бледно-желтом платье.
Та кивнула, подарив ему сердечную улыбку. Пожилой господин проводил даму долгим взглядом – она этого вполне заслуживала, курпулентная была дама, и, помахивая тросточкой, двинулся вдоль по Садовой. У мостика через канал Грибоедова томился в ожидании молодой щеголь с букетом астр. Томился, видимо, уже давно: букет выглядел так, словно им пытались вымести пол в трактире, а перед этим долго несли под мышкой. Ветреная красотка, похоже, пообещала – и не пришла.
Солидный господин остановился у перил и обратил скучающий взгляд на воду, неторопливо бегущую под мостом.
– Не подскажете, который сейчас час? – обратился к нему несчастный кавалер, уставший ждать.
Пожилой господин неторопливо достал из внутреннего кармана дорогой швейцарский брегет на цепочке, откинул крышечку.
– Четверть одиннадцатого, сударь, – вымолвил он, покосился на букет и в сомнении добавил, – похоже, ваша дама забыла о свидании.
– О, нет, – возразил кавалер, – она обязательно придет. Должно, не сумела поймать извозчика…
Эту фазу он произнес как-то странно, словно не отстаивал достоинства свой возлюбленной перед незнакомым пожилым занудой, который влез, куда не просят, а отрабатывал некий обязательный ритуал, который давным-давно навяз у него в зубах. Точно так же как и ожидание на этом мосту, лениво бегущая вода и этот трижды клятый букет.
Пожилой господин в солидном английском костюме смотрел на воду так строго, словно она была проштрафившимся чиновником в его департаменте.
– Вы вызвали меня так срочно, – негромко проговорил он, – означает ли это, сударь, что вы готовы отработать, наконец, вознаграждение, пересланное вам авансом?
– Гельсинфорс, – бросил кавалер.
Господин смерил его недоверчивым взглядом.
– Рискованно, – пояснил он, – приграничная область. Там просто кишат агенты всех мастей.
– Русак сообщил, что они забрались в жуткую глушь. Несколько миль глухого высокого забора, утыканного предупредительными табличками: попытка проникновения карается десятью годами отсидки.
– И на этом заборе гроздьями висят англичане, французы и наши ребята из приграничного округа! – с досадой сказал пожилой.
– Русак сообщил, что пока никого не видел.
– Хорошо, – кивнул господин, – допустим. Жизнь – странная штука, иногда в ней такое случается, что никакой романист не придумает. Может быть и так. А кроме забора Русак что-нибудь видел?
– Слышал, – кавалер понизил голос и невольно оглянулся.
– Прекратите, – поморщился пожилой, – вы ведете себя как шпион в дешевой театральной постановке. Здесь никого нет. Так что ж такого услышал Русак?
– Там работает плавильная печь. Причем, если судить по тому, сколько топлива ей требуется, она работает сутками.
– Плавильная печь? – по-настоящему удивился пожилой господин, – за каким чертом им понадобилась плавильная печь? Я мог бы понять, если бы там взрывали или стреляли – но это?!! Русак не ошибся?
– Не думаю, – покачал головой кавалер, – он был довольно близко.
– Был? А где он сейчас?
– Пришлось срочно удирать.
– Черт! – несолидно выругался его собеседник, – ваша веселая компания хоть что-то может сделать хорошо, чтобы не пришлось потом исправлять?
– Губернатор Нижнего не жаловался, – бросил кавалер.
Пожилой господин сморщился, словно раскусил лимон.
– Помощь нужна? – спросил он, явно через силу, – или сами справитесь?
– Помощь… в чем? – уточнил кавалер.
– В том, чтобы туда вернуться и выяснить подробнее, какие черти там веселятся, и для чего им плавильная печь.
– Э, нет, – решительно мотнул головой кавалер, – уговор был – только отыскать, где эти ребята свили новое гнездо. Мы его выполнили.
– Если вы не ошиблись, и это и в самом деле они.
– Здесь ошибка исключена. Русак хорошо запомнил полковника. Больше мы ни о чем не договаривались. Надеюсь, вы тоже сдержите свое слово, господин Соболев? И нам не придется напоминать вам об уговоре… в нашей манере?
Тот недовольно поджал губы.
– Угрозы излишни, господин Энгельгард. Я – офицер. Пока смертная казнь отложена. В течение месяца будет либо Высочайшее помилование… что сомнительно и крайне нежелательно…
– Нас вполне устроит побег, – пожал плечами кавалер и, бросив надоевший букет в воду, коротко поклонился.
Пожилой господин внимательно наблюдал, как пересекает трамвайные пути и, заслышав колокольчик, ловко прыгает на подножку, и исчезает в сутолоке столицы Павел Энгельгард, профессиональный революционер, убежденный враг престола, заочно приговоренный к десяти годам каторги… и, похоже, только что оказавший неоценимую услугу Российской Империи.
…Глеб открыл глаза и с удовольствием потянулся. Просыпаться не «по звонку», а вот так, когда сам захочет, и твердо знать, что «губы» за это не будет, а, наоборот, будет завтрак: крепкий чай из самовара с хрустящими французскими булками, маслом и медом – до сих пор было для него чем-то диким и нереальным. Более нереальным, чем это невероятное происшествие с ним и Корейцем и весь этот мир вокруг.