Конь в пальто

Катя, не надо пытаться быть большим гуманистом, чем мы все здесь, говорит Толик. Уверяю вас, мы все переживаем ничуть не меньше. Но журнал выйдет в начале октября, к этому времени уже все успокоится и все обо всем забудут. Если вы хотите реализовать ваши гуманистические интенции, говорит Толик, то вон у технического директора проводится сбор игрушек для детей Беслана, можете поучаствовать в частном порядке. Ну хорошо, спрашивает ответственный за рубрику, мы уберем обзор в октябре, что от этого изменится, кроме того, что мы потеряем пару рекламодателей? Этот текст, кстати, и написан был еще в середине августа. Катя, я тебя не понимаю, что ты предлагаешь?

Я сама себя не понимаю. Мне просто противно. В моем мозгу не умещаются одновременно трюфельная лапша и опознание по обгорелому клочку трусов со слониками.

Я не знаю, что надо сделать, чтобы не было противно. Сбор игрушек, сбор денег — это просто дает возможность спать, а не вертеться на раскаленной игле ужаса и вины каждую ночь.

Я должна успокоиться и заниматься своим делом. Полезным делом. Нужным делом. Я занимаюсь нужным делом. Я помогаю становлению малого предпринимательства в России. Но мне тошно и противно, и я ничего не могу с этим сделать. Сданный мною текст о проблемах непомерной для малого бизнеса арендной платы за офисные помещения в Москве не вступает в конфликт с моим этическим чувством. Запланированная тема о тренингах командообразования — тоже. Я просто не хочу этим заниматься. Не могу. Не буду.

Истина

— Акция «Дети Беслана»! Сволочи! Поперли, повалили все, поволокли детишкам подарочки.

— А что в этом плохого?

— А где они все были, когда в Чечне ровно таких же детей калечили?

— Где были — здесь были. Вот, я перед тобой стою. Твоя собственная жена. Отнесла сегодня пакет всякой всячины для «детей Беслана». Они тут рядом в больнице лежат, понимаешь? К ним можно прийти и принести что-то нужное. Где я была, когда калечили чеченских детей? Так я тебе отвечу: здесь и была. Если бы рядом были эти дети, сходила бы и к ним. И остальные бы тоже сходили. А куда идти, если мы тут, а они там, и почта не работает, и война, что нам остается? Я и за детей голодающей Африки так же могу переживать, что толку-то?

— Ты сама не понимаешь, какое это фарисейство?

— А ты сам не понимаешь, какое фарисейство — то, что ты говоришь? Скажи пожалуйста, что от меня зависело, чем я могла облегчить участь чеченских детей? Деньгами? Не было у меня денег. К себе позвать жить? — окинь взглядом окрестности, покажи куда. Нет, если бы ты привез с собой, я бы поселила, без вопросов…

— Не надо передергивать.

— Нет, ты не уходи от ответа. Что от меня зависело?

— Можно было хотя бы не голосовать за это чмо.

— Ты, наверно, не знаешь, но когда весь народ голосовал за это чмо, я болела. И ни за кого не голосовала. У меня температура была под сорок.

— Катя, ты все-таки журналист! Фиговый, конечно, но ты журналист!

— Сережа, да, я журналист! Которому послезавтра сдавать материал знаешь о чем? О российском рынке программ Executive MBA, к вашим услугам.

— Ты сама выбрала эту работу.

— Ты меня лучше не зли, Бекешин. Я эту работу выбрала? Я сколько работ сменила прежде, чем меня сюда позвали?

— Я почему-то могу делать то, что я считаю нужным.

— А я почему-то не могу. Очень интересно, почему бы это? Почему бы это мне не поехать на следующей неделе в Грозный?

— Тебе нечего делать в Грозном.

— Да нечего, конечно. И ни в какой Грозный я не поеду, по вполне понятным причинам. Я сижу на скучной деловой журналистике.

— Ты сама ее выбрала, повторяю. И тебе никто не мешает писать внештатно.

— А редакциям никто не мешает не публиковать то, чего они не заказывали.

— Если текст не берут, значит, это недостаточно хорошо написано.

— Сережа, вот мне интересно, ты там в своих горячих точках совсем потерял представление о действительности или не совсем еще?

— Катя, ты лучше замолчи сейчас, а то поздно будет. Ты правда думаешь, что в российской действительности больше не о чем писать, кроме рынка программ… как их там…

— Мне за это платят. А если я захочу написать о том, как живут матери-одиночки, мне за это не заплатят и статью не возьмут. Потому что это не наша тема. И рядом с ней нельзя поставить рекламу. И вообще это негатив. А негатива быть не должно. Читатель от негатива и так устал. А социалка — это вообще не наша тема.

— С какой это стати ты будешь писать о положении матери-одиночки? Ты что, мать-одиночка?

— А по-твоему кто?

— Ну, знаешь, если ты уже настолько окончательно исключила меня из своей жизни…

— Мне кажется, это ты исключил себя из моей жизни…

— Как ты меня достала с этими своими разборками.

— Тише, Маша спит.

— Хватит, мне это надоело!

Вскочил, схватил, выскочил, хлопнул. Бабах дверь. Тыбыдым, тыбыдым, тыбыдым вниз по ступенькам. Бубух дверь подъезда.