Конь в пальто

А Лена, вырвавшись на ночную улицу, тормознула первого же извозчика и, не поинтересовавшись ценой, назвала конечный пункт следования. Она спешила к Олежке, двоюродному брату Жеки. Ей было очень больно, и казалось, что полегчает, если больно станет всем.

Светловолосый херувимчик Олежка был давно влюблен в нее – ближе Олежки у мужа никого не было. Его старые друзья-товарищи поуезжали, поумирали, поисчезали, а новыми он так и не обзавелся. Лишь Олежка, как прежде, заглядывал старшему брату в рот. Друзья не разлей вода?

А бывают ли на свете друзья не разлучи женщина?

3

Трудно сказать, были ли Олежка и Жека настоящими друзьями. Настоящими братьями – нет, это совершенно определенно. Но ведь и самые родные братья не бывают настолько близкими, насколько близкими могут быть братья двоюродные. Олежке и Жеке никогда не приходилось бороться за родительскую любовь, выяснять отношения или отстаивать старшинство.

В детстве мальчишки жили по соседству и часто виделись в домах друг друга. Поскольку общение происходило не на глазах насмешливых сверстников, Жека запросто приятельствовал с младшим братом, покровительствовал ему и даже иногда соглашался поиграть в игры, которые давно перерос. Для малыша он не являлся ни братом, ни наставником, ни старшим другом. Он был просто Жекой, появление которого воспринималось как маленькое пацанячье счастье. Жека приходил, и Олежке сразу становилось весело, интересно, беззаботно. Жека излучал надежность.

Он все знал, все умел, никого и ничего не боялся. Он был мессией, а Олежка – апостолом. Эти взаимоотношения сохранялись между двоюродными братьями достаточно долго, чтобы казаться незыблемыми.

До самого призыва в доблестные ряды Советской Армии Жека никогда не исчезал из Олежкиной жизни надолго. Ему, как и любому почти взрослому парню, льстило преданное обожание младшего. В обществе Олежки можно было чувствовать себя большим, сильным, умным. В компании сверстников это приходилось доказывать словом и делом. Не то чтобы у Жеки это не получалось, но он предпочитал быть котом, который гуляет сам по себе. В своре сверстников ему было скучно даже в роли вожака. А с Олежкой все было по-другому. О его существовании можно было забыть, а можно – вспомнить. В зависимости от настроения.

Однажды он вспомнил – завернул к братишке вечерком и застал его с распухшими губами и носом.

– Дрался?

– Нет, не дрался. Били.

– Ну-ка, ну-ка! Расскажи, интересно!

Пытаясь бодриться, Олежка поведал про ненавистного Катигроба, грозу школы, донимающего всех ежедневными поборами… У Олежки не нашлось требуемой мелочи, вот и схлопотал. Жека отреагировал на трагическое повествование совершенно невозмутимо. Вместо того, чтобы кинуться заступаться или хотя бы сочувственно вздыхать, он погнал Олежку на поиски свинца и песка.

– Зачем?

– Узнаешь.

– Как же я в таком виде? Засмеют…

– Уже засмеяли, – отрезал Жека. – Топай. И прихвати пустую консервную банку.

Через час он положил на Олежкину ладонь еще горячий свинцовый брикетик и дал устную инструкцию по его эксплуатации:

– Сунешь в спичечный коробок, чтобы пальцы не переломать. Подойдешь к этому Вертопраху…

– Катигробу. У него фамилия такая…

– Какая разница… Пусть Катигроб. Подойдешь первым и без всяких слов заедешь ему свинчаткой по роже. При всех.

Олежка заволновался:

– Ты не знаешь Катигроба! Он, знаешь, какой? Он меня с грязью смешает! – Олежка чуть не плакал, но сочувствия так и не дождался.

Скучно глядя на потолок, Жека посоветовал:

– Тогда свинчатку подари ему. С наилучшими пожеланиями и поцелуем… В жопу!

Произнеся эти слова, Жека ушел, хлопнув дверью. Олежка не спал всю ночь, а утром пошел и свернул Катигробу челюсть. Сначала ему действительно здорово досталось, но потом он повторил, и от него отвязались. А несколько лет спустя Жека, с изувеченным до неузнаваемости лицом, валялся на диване, уткнувшись в стену, как когда-то Олежка. Побои были серьезнее, но сама ситуация – вполне узнаваемая. Жека ничего не объяснял, а Олежка ничего не спрашивал. Он просто смотался домой и вернулся со свинцовым брикетом, чтобы вложить его в вялую руку брата:

– Это тот самый, помнишь?

Жека взвесил штуковину на ладони и осторожно улыбнулся, боясь повредить швы, наложенные на верхнюю губу.

– Прорвемся! – сказал он.

А после прорыва через неизвестное вдруг возник в обнимку с Леной, очень скоро ставшей его женой. Возник, чтобы опять исчезнуть. Олежка не возражал, потому что успел влюбиться в Лену – безнадежно, тягостно и бесповоротно. Тяжело было видеть ее, по-домашнему полуодетой, особенно на фоне раскуроченной постели, в которой она недавно лежала с братом. Невыносимо было наблюдать, как она, ничуть не стесняясь родственника, кормит полной грудью свою малютку. Одним словом, с той поры дружба между двоюродными братьями не то чтобы дала трещину, но поблекла, угасла, истлела до пятнадцатиминутных перекуров пару раз в году.

Ренессанс в их отношениях наметился незадолго до нынешних событий. Приобретя квартиру и превратив ее в «евроконфетку», Олежка не удержался, чтобы не похвастаться перед Жекой. Позвонил, пригласил в гости.