Конь в пальто

– Платье, – мягко напомнил Жека. – Я хочу, чтобы ты его примерила. Ты поедешь со мной не в нем, но обязательно поедешь. В роли жены-референта. Я ведь в этих офшорных краях без тебя пропаду.

– Так не бывает, – жалобно сказала она, страдая от собственного коварства, которое позволило ей облапошить такого завидного жениха.

– Бывает. – Жека поднял сверток и торжественно вложил его в Милины руки. – Надень.

Мила растроганно шмыгнула носом и вдруг сказала:

– Я завтра переговорю с людьми еще раз. Думаю, с ними можно сойтись на пяти тысячах.

– Вот и экономия семейного бюджета, – похвалил Жека. Почти силой впихнув сверток Миле в руки, он провел губами по ее шее.

– Как… как хорошо, – прошептала она.

– То, что мы вместе?

– И это тоже… А еще у меня как раз закончились месячные. Представляешь? Как по заказу.

– Представляю. – Жеку невольно передернуло от столь неожиданного признания. – Ох, как представляю…

Животрепещущая тема тампаксов и прокладок, денно и нощно обсасываемая телевидением, зародила в мужском подсознании сильную убежденность в том, что женщины постоянно переживают критические дни. Может быть, благодаря всяким «олвейсам» дамы действительно чувствуют себя легко и свободно и даже способны воспарить на гигиенических крылышках, но мужчинам-то ведь не дано пережить всю прелесть такого полета. Вот и выходит, что одна половина человечества после просмотра телереклам чувствует себя легко и свободно, а вторая – скованно и напряженно.

К Жекиному облегчению, разоблачаться Мила отправилась в ванную комнату, да еще по-быстренькому поплескалась там. Выпорхнула свеженькая такая, бодренькая. Крутнулась на пятках, заставив белое платье эффектно обвить ее стройную фигуру. Невестушка!

Определив, что под прозрачным нарядом не имеется ничего лишнего, Жека с ходу повалил суженую прямо на ковер, который не то что не чистился, но и не подметался годами. Это был как бы порыв страсти. Хлипкий журнальный столик опрокинулся, и с него посыпались на пол красочные буклеты о красивой капиталистической жизни. Жека зажмурился.

У них с Ленкой не было ни свадьбы, ни свадебных нарядов. Зато после томительной процедуры в загсе он бережно уложил молодую жену на белоснежную постель. Он до сих пор помнил ту ночь. Ночь, совершенно непохожую на эту. Потому что женщина была совершенно другая. А эта банковская сучка…

Он использовал ее как подстилку, в два приема изодрав на ней чудо портновского искусства. Он вошел в нее так яростно, что она проехалась по своим буклетам спиной, и ее голова почти целиком оказалась под пятнистой тахтой, в самом скопище пыли и паутины. Она кудахтала и неудобно выворачивала шею. Ей не хотелось под тахту. Ей хотелось видеть Жекины глаза.

А он зажмуривал веки все крепче и крепче. И, наконец, свершилось небольшое извержение на картинке неведомого райского островка, возможно, того самого, куда мечтала отправиться в свадебное путешествие голосящая от противоречивых эмоций девушка из банка.

4

Людям противно и обидно, когда с ними делают что-нибудь против их воли. А если с ними обращаются подобным насильственным образом достаточно долго и достаточно жестоко, то обида сменяется отчаянием и чувством безысходности.

К такому выстраданному убеждению пришел Адвокат Театралович, похищенный врагами и терзаемый их грубыми лапами. И не хотелось ему выпрямиться во весь рост, чтобы гордо плюнуть мучителям в лицо. Наоборот, он был готов все время лежать на холодном полу, свернувшись в успокаивающей позе эмбриона. Эмбрионов не допрашивают, не запугивают и не пытают. Если бы это было возможно, Адвокат с радостью родился бы опять. Даже в том самом известном женском месте ему было бы уютнее, чем в проклятом подвале, где он очутился. Он твердо знал, что обретается в самом скверном месте во вселенной.

Проклятый подвал! Мышиная вонь, бумажные кипы, пустые картонные ящики и всякий прочий хлам, скудно освещаемый одинокой лампочкой под потолком. Например, останки кумачовых транспарантов с бодрыми призывами. Выцветшая физиономия бровастого Генсека на изодранном полотне. Одна дыра пришлась прямехонько на место его рта, и казалось, что он замер в углу в немом крике.

Привычный антураж подвалов всех крупных советских учреждений. Да. Но Адвокат не сомневался в том, что находится в подвале того самого театра, где когда-то проходила его блестящая карьера высокопоставленного балетомана. Некоторые детали указывали на это, некоторые пустяковые мелочи. Парочка свалявшихся париков – не госслужащие же напяливали их на политинформации? Или псевдобоярский кафтан – что, директор учреждения принимал в нем сотрудников? Это – из области дедукции. Но были и факты. Ох, какие необнадеживающие факты!

Адвокат не радовался тому, что вновь оказался в родных стенах. Их успокаивающий зеленый цвет его нисколечки не утешал. Ему бы вырваться на свободу, вот тогда бы он щебетал вольной пташкой. Но массивная металлическая дверь со штурвалом безмолвно смеялась над его стремлениями. Бывшее бомбоубежище превратилось в надежнейшее адвокатохранилище.