— По всей видимости. Мы же подписались, Да и я чувствую в себе некий революционный настрой. — Зойдль неопределенно хмыкнул. — В итоге, все оказалось на своих местах. Мы здесь, они там, история закончилась, статья уже давно напечатана. Я даже взял архивный номер журнала — все правильно.
— Нет, ну я прямо не знаю. Эта какая-то хармсовщина, точнее, постмодернистская пародия на неё. Нет никакого смысла!
— А какой смысл вы ищете? Есть люди, они живут в мире, который создан не для них. Есть вещи, которыми можно попытаться заполнить пустоту отсутствия смысла, есть действия, ведущие к этим вещам. Нет только самих людей, но это уже частности.
— То есть, и нас с вами нет?
— Можно и так сказать. Ничего нет, и нас, и вас, и Малого Табата, и коней, и Приданова и кто знает еще чего. Зато есть законы, УК РФ и прочая ответственность. Конституцию вот скоро поменяют, всякое может случиться.
— Я устал. — Шоплен утомленно опустил голову на стол. — Я старый, я не хочу. Для меня это слишком. Однажды я просто не проснусь, перестану существовать и все, что было мной, развеется в небытии вместе с этой паскудной жизнью. И до того момента…
— Никто не знает, что произойдет. — Зойдль засунул руки в карманы, раскачался с мыска на носок. — Может, мы существуем только в этой временной петле, обреченные раз за разом воспроизводить этот никому в сущности не нужный путь абсурда вслед за чьим-то скользящим вниманием? Может быть, мы в этих листочках с орлами не больше, чем в реальности? И мы исчезнем, только стоит оторвать взгляд какому-нибудь внимательному читателю? Может так? Даже не бог, не мир, а желающий развлечься обыватель творит нас своим направленным взором?
— Да хоть кто. — Шоплен встал из-за стола. — У меня обед. Я есть хочу. Рядом с почтой новое кафе открылось, там борщ дают. Составите компанию?
— Охотно. — Зойдль перестал раскачиваться. — С пампушками?
— Пампушками — сглотнул слюну Шоплен.
И они пошли есть борщ. Пампушки в тот день закончились до двух часов дня, хотя раньше они были.