Конан Дойл и Джек-Потрошитель

Богатое воображение алькальда подсказало ему следующий следственный эксперимент. Он накинул на себя плащ, закутался в него с головой, подкрался глубокой ночью к хижине Франциски, начал стучать в окно и вопить сдавленным голосом: «Я привидение! Я злой дух, явившийся, чтобы покарать убийцу собственных детей!» Всю ночь привидение прыгало возле дома, совсем охрипло, но Франциска, вопреки его ожиданиям, так и не выбежала из дома с криком: «Я сознаюсь!» Наконец уже к утру алькальд, разочарованный результатом следственного эксперимента, ворвался в хижину Франциски и жестоко ее избил. Но и под побоями Франциска продолжала обвинять Веласкеса.

И тут в городке появился инспектор из провинциальной столицы по имени Альварес. Этот молодой человек был одним из немногих союзников и последователей Вучетича. Вначале он решил выяснить, была ли у Веласкеса возможность убить детей, и обнаружил то, о чем алькальд не подумал: у Веласкеса было полное алиби.

Затем Альварес проверил всех остальных подозреваемых, включая любовника Франциски, и понял: никто из них даже близко к дому Франциски не подходил. Тогда Альварес стал искать отпечатки пальцев, которые могли бы помочь следствию.

После убийства минуло уже много дней, и надежды найти какие-то следы почти не было. Но Альварес тщательно осмотрел всё кругом и отыскал бурое пятно на двери в комнату, где были убиты дети. На пятне выделялся отпечаток пальца. Альварес понял, что пятно — кровь. Следовательно, отпечаток пальца сделан в ночь убийства, когда кровь не высохла. Найдя пилу, следователь выпилил кусок двери и побежал к алькальду. Алькальд, уже махнувший рукой на следствие, не возражал против того, чтобы Альварес вызвал Франциску. Следователь велел ей обмакнуть пальцы в чернила и по очереди приложить их к листу бумаги. Франциска тоже ничего не понимала и со страхом подчинилась непонятным действиям сеньора следователя, полагая, что это какое-то новое колдовство.

Альварес взял лупу и стал сличать отпечатки. В комнате было тихо. Алькальд и Франциска замерли. Альваресу показалось, что отпечатки схожи. Но уверенности в том не было. Тогда он передал лупу Франциске и сказал, что это отпечаток ее пальца на двери. Если не веришь, сказал он, можешь сравнить. Когда ты уходила из спальни, руки твои были в крови, и ты дотронулась до двери.

Вдруг потрясенная этим Франциска зарыдала и созналась, что детей убила сама, потому что в ином случае любовник не желал на ней жениться. Убила она их камнем, камень бросила в колодец, потом вымыла руки.

Это дело получило известность в Аргентине, и Вуче-тичу разрешили проверить свою систему еще на нескольких преступлениях, когда система Бертильона, уже принятая в Аргентине, результатов не дала. Вучетич в короткое время определил 23 рецидивистов. Казалось бы, дактилоскопия должна восторжествовать. Было даже издано распоряжение правительства, по которому Вучетичу выделялось 5 тысяч золотых песо в компенсацию расходов, которые он из своего жалованья сделал на дактилоскопическую экспертизу. Но вскоре эти деньги были арестованы: сторонники Бертильона смогли убедить правительство, что Вучетич шарлатан. В Аргентине разгорелась борьба между двумя школами, и лишь к середине 1890-х годов дактилоскопия была официально и окончательно принята в стране.

Дактилоскопия достаточно быстро совершила триумфальное шествие по миру, вытеснив как основное средство опознания преступника все иные системы. В Россию дактилоскопия проникла позже, чем в страны Западной Европы, но, проникнув, активно использовалась в крупных городах, особенно там, где полицией руководили разумные, не чурающиеся нового чиновники. К таким относился Аркадий Францевич Кошко.

Аркадий Францевич не готовил себя к роли первого сыщика России. Родившись в дворянской семье в Минской губернии, он закончил Казанское юнкерское училище и служил в Симбирске. В армии Аркадию Францевичу было скучно и, по его собственному выражению, «беззаботно». А хотелось интересной жизни. И вот в 1894 году молодой офицер, находившийся на добром счету, без видимых пороков и даже не растратчик, неожиданно для всех подал в отставку и поступил на службу в рижскую полицию рядовым инспектором. Скандал был велик, даже семья поначалу отвернулась от безумца, ибо поползли слухи о том, что молодой Кошко проворовался, проигрался в карты, подвержен порокам и неизвестно чему еще — ибо какой нормальный офицер добровольно совершит над собой такое насилие?

Впрочем, и в полиции Аркадий Францевич был встречен настороженно. Из армии туда переходили, как правило, ленивые, корыстные либо проштрафившиеся офицеры.

Как только в полиции убедились, что Кошко вернее всего карьерист, наступило некоторое успокоение. А Кошко был безотказен, упорен, организован и, что удивительно, неподкупен.