Конан Дойл

Одним из тех, кому Артур посылал свои стихи и статьи для «Фельдкирхской газеты», был его крестный – дядя (по нашему все-таки правильней называть его двоюродным дедушкой) Мишель, бывший Майкл Конан, художественный критик, редактор парижского «Художественного журнала», интеллектуал и любитель искусства. Он и раньше проявлял к внучатому племяннику постоянный интерес, вел с ним и с его матерью активную переписку, принимая в его судьбе ничуть не меньшее, если не большее участие, чем дядя Дик. Наверное, можно даже сказать, что он в какой-то степени сделался для Артура в юности тем, чем не сумели стать педагоги, – духовным наставником. Он присылал своему крестнику из Парижа книги, когда тому было еще пять лет; он же познакомил подростка с творчеством Маколея. И он, в отличие от другой родни, с самого начала всерьез относился к любому литературному упражнению Артура; получив номер «Фельдкирхской газеты», он угадал, что все до единой статьи в ней сочинены его крестником, а это свидетельствует либо о том, что у Конан Дойла в шестнадцать лет уже был свой стиль, либо о том, что Мишель Конан был чрезвычайно внимательным читателем, что, наверное, более вероятно. Разумеется, когда дедушка Мишель узнал, что летом 1876-го Артур собирается во Францию, он пригласил его в гости. До этого они еще ни разу «живьем» не виделись.

Европейского турне у юного Дойла толком не вышло: уже в Страсбурге он истратил все свои деньги на «оживленный ужин» (подозреваем, что с дамами), и ему ничего не оставалось, как сразу отправиться к дедушке Мишелю. Ему не на что было даже нанять извозчика, и он пешком обошел пол-Парижа, прежде чем разыскал улицу Ваграм, где жил его крестный. Дедушка Майкл оказался высоченным и здоровенным стариканом, который всем своим обликом – за исключением окладистой бороды и взъерошенных седых кудрей на голове – был очень похож на самого Артура. В мемуарах Дойл пишет, что пошел в деда Мишеля не только телосложением, но и складом ума; естественно, что эти двое моментально нашли общий язык. Сюзанна, жена Мишеля Конана, тоже понравилась Артуру. Так что никуда он больше не поехал – так и провел в Париже почти месяц. Надо думать, о книгах они с дедом говорили часами напролет, при этом то и дело ругаясь и тут же мирясь: оба были вспыльчивы, но отходчивы.

Мишель Конан, хоть и офранцузился изрядно, своего происхождения никогда не забывал; по убеждениям он был яростным ирландским националистом и, конечно, пытался настроить внучатого племянника в том же духе. Артуру еще в раннем детстве случилось увидеть радикальных националистов – в «Воспоминаниях и приключениях» он описывает эпизод, когда, будучи с матерью в гостях у дальнего ирландского родственника, он наблюдал, как при приближении к усадьбе компании каких-то безобидных на вид оборванцев перепуганные слуги бросились запирать ворота: «Только позднее я понял, что эти люди были отрядом фениев и что мне довелось увидеть один из тех мятежей, которые время от времени переживает бедная старая Ирландия». На всякий случай освежим память читателя относительно фениев: так назывались революционеры-террористы (они, в частности, организовали ряд взрывов в лондонском метрополитене и на вокзале Кингс-Кросс), члены тайных заговорщических организаций, действовавших во второй половине XIX – начале XX века. Дедушка Мишель к фениям не принадлежал и не одобрял террора, но был одним из основателей движения «Шинн фейн» (по-гэльски, «мы сами»), которое также требовало независимости Ирландии; оно оформилось как политическая организация в 1905 году и не дает покою правительству Великобритании по сей день.

Мишель Конан, однако, не преуспел в том, чтобы привлечь крестника на свою сторону: Конан Дойл, напротив, всю жизнь будет сторонником единой империи и противником ирландского самоопределения. Почему он не поддался националистическим убеждениям, которые были так сильны у его матери и других родственников? Вопрос слишком сложный и обширный, чтобы пытаться осветить его здесь, но впоследствии мы еще не раз будем обращаться к «ирландской проблеме».

Узнав, что Артуру предстоит быть врачом, дедушка Мишель вряд ли пришел от этого в восторг: он куда ясней самого мальчишки видел, что его призвание – литература. Но вмешиваться он конечно же не стал. Не всякого литература может прокормить.