Конан и честь империи

Грайтис перегнулся через стол, быстро осмотрел скрючившееся тело в некогда темно-зеленом мундире, теперь сменившем цвет на черный, и пропитанную кровью солому на каменном полу. Ренисенб помалкивала, выстукивая ногтями частую дробь по столешнице. Первый же из стражников, кто рискнул приблизиться к закрытой двери в нижние подвалы, был остановлен ее предостерегающим взмахом руки. В маленьком помещении стало на удивление тихо – гвардейцы, не очёнь-то разобравшиеся в сложившейся ситуации, вопросительно косились на ширрифа, тот ждал каких-либо указаний от госпожи эш'Шарвин, а женщина размышляла, становясь все мрачнее.

Молчание прервалось едва различимым звуком, вроде тихого «пст-пст», исходившего из недр одной из камер.

Темная куча тряпья осторожно шевельнулась, неуверенно поднимаясь на ноги, но тут же качнулась обратно – в чрезмерном усердии один из гвардейцев едва не ткнул в непонятное существо копьем через решетку. Узник немедля откатился подальше и вполне членораздельно – однако по-прежнему вполголоса – возмутился. Даже упавшие до громкого шепота, эти басистые раскаты с головой выдали своего обладателя, заставив Грайтиса встрепенутся, отогнать блюстителей и подойти к решетке:

– Брат Бомбах?

– Тихо! – зашипел монах. – Ваше степенство, никак совсем жизнь надоела? Чего вы тут шатаетесь? Или до сих пор ничего не смекнули? Король-то наш спятил, заодно с соплеменниками своими! Ему теперь никто не указ и десятком стражи его в разумение не привести, а все через гиперборейцев клятых!

– Гиперборейцы тут ни при чем, – отчетливо выговорила колдунья, – на лице которой появилось тоскливо-ожесточенное выражение. – Верно, они занимались попытками овладеть сознанием Карающей Длани, но в том, что происходит сейчас, нет их вины. Почему я не догадалась раньше!

В раздражении она шлепнула кистью по железному коробу замка. Внутри что-то жалобно хрустнуло, запертая дверь камеры отошла в сторону, однако брат Бомбах не спешил воспользоваться столь неожиданно обретенной свободой.

– Они спустились туда? – будто о чем-то незначащем, спросила Ренисенб. Монах торопливо кивнул круглой обритой головой:

– Ага. И король, и второй, что постарше. Явились, потребовали ключи у старшего над охраной, тот заикнулся возразить, ну, его и… – звонарь выразительно чиркнул кривым большим пальцем по воздуху. – А двоих других они с собой увели.

– Можно просто запереть их там и отправиться за помощью, – раздумчиво протянула магичка. – Сомневаюсь, чтобы стражники еще пребывали в живых. Только как мы потом будем смотреть в глаза горожанам или, предположим, тому же Аквилонцу, если он захочет узнать о судьбе своего друга? Солжем, якобы у короля случился приступ нервической лихорадки и он в точности уподобился одержимым скограм? Может, сдвигающий лавину камешек еще не покатился по склону и мы успеем отвратить его падение? Я должна пойти туда и узнать, чем они заняты, – деловито закончила она, – заприте за мной дверь и ждите. Если у меня ничего не получится, у вас будет время, чтобы успеть скрыться. Если получится…

Она не договорила, ловко юркнув в приоткрывшуюся на миг и тут же захлопнувшуюся дверь. Грайтис, прорычав что-то невнятное, ринулся за ней, пропустив мимо ушей предостерегающий возглас гвардейского десятника, оставшегося в полном недоумении касательно дальнейших действий.

Крутую и узкую лестницу, ведущую во второй подвал, освещало тусклое мерцание, застоявшейся лужицей скопившееся внизу. На полпути бритуниец споткнулся о мягкий и тяжелый предмет, без всякого удивления опознав в нем еще одного безнадежно мертвого тюремного охранника. Зыбкая тень Ренисенб пряталась за выступом арки, отмечавшей завершение лестницы. Грайтис шмыгнул за соседний каменный выступ и, собравшись с духом, осторожно высунул голову из укрытия.

В нижнем ярусе подземелья он побывал лишь единожды – когда изловили второго не то третьего одержимого, и он лично сопроводил добычу в замок. Как знал ширриф, пленили меньше десятка заклятых оборотней, но так ли это на самом деле, он сказать затруднялся – существа, приглушенно рыча, метались в камерах, отчего казалось, будто их тут целая дюжина.

Сквозь звериный вой пробился жалобный человеческий голос, надрывно и безнадежно твердивший: «Ваша милость, ваша милость»… Причитания оборвались коротким бульканьем – за решетками оживленно зашушукались – и мягким шлепком падения. Раздался короткий брякающий звук – некто, держа в руке связку ключей, рассеянно встряхивал ее.