Конан и дар Митры

Сон по-прежнему одолевал его; он не мог двигаться дальше, не мог нести Рину. Положив на пол легкое тело девушки, Конан пристроил факел в трещине, змеившейся по стене, и полоснул мечом запястье. Резкая боль на мгновенье отогнала дремотную вялость; выхватив второй клинок, он прижался спиной к камню и вытянул оружие вперед. Сталь поблескивала холодно и мертво, и не хотела оживать - как тогда, у развалин древней башни, в пустыне, в тот миг, когда зубы Инилли подбирались к его горлу... И сейчас он тоже ощущал чьи-то ледяные клыки на затылке; они впивались все глубже и глубже, высасывали мозг, разум, душу, с них струился яд, погружавший в беспамятство, их холодные острия пронзали череп...

- Выходи! - яростно прорычал Конан, взмахнув клинками. - Выходи, тварь, отродье Нергала!

Тишина. Мертвая тишина вечного забвенья...

- Выходи!

Крик его метался под высоким сводом, не порождая даже эха.

- Выходи!

Теперь ему почудился смешок, чье-то мерзкое хихиканье, словно бестелесный демон издевался над ним. Не звук, нет, одно ощущение звука, отдавшегося не в ушах, а под черепом. И сразу сон с новой силой навалился на него. Глухо звякнули мечи, выпавшие из рук, и Конан, теряя сознание, начал медленно оседать на пол вслед за ними.

Спать... в покое... в тишине... во мраке... спать, спать... не думать ни о чем... забыть о грехе и каре, о вине и искуплении, о жизни и смерти... спать, спать... вкусить сладость забвения... не двигаться, застыть на каменном полу и самому превратиться в камень... в прах, который навечно упокоится в этом темном коридоре... спать, спать... уснуть, став бессловесным и немым, бесчувственным и неподвижным...

Немым? Бесчувственным?

Почти инстинктивно ладонь Конана легла на пояс, ногти царапнули грубую кожу, пальцы коснулись маленькой бронзовой фляги, потянули ее вверх, к лицу... Он не сознавал, что стоит на коленях над телом Рины; не чувствовал, как горячая капелька смолы с догорающего факела обожгла кисть; не видел розовеющего вдалеке пятна, от которого в темноту подземного коридора тянулись слабые лучики света... Он не сознавал, не чувствовал и не видел ничего; все его мысли сосредоточились сейчас на крохотном сосудике с порошком арсайи.

Кром, как же он мог забыть про свое зелье! Про снадобье, просветляющее разум! Видно, тьма повлияла на него - тьма и отсутствие солнца, с которым он соразмерял прием бальзама...

Не спи, сказал он себе, непослушными пальцами выковыривая пробку; не спи, и мы еще посмеемся над этой тварью! Над этим бестелесным стражем, над мертвецом, что высасывает души из живых! Пиявка, проклятый морок, отродье Нергала... Подлое, как все ублюдки, что таятся в темноте и нападают исподтишка... Без крови и костей, без тела, которое можно было бы проткнуть клинком... Мерзкая тварь!

Свежий и острый запах арсайи отрезвил его, растопив дремотный туман. Ледяные клыки, впившиеся в затылок, исчезли, смолкло и монотонное бормотанье, неудержимо вгонявшее в сон; лишь где-то во тьме прозвучал неслышимый вздох. Не вздох, а отзвук вздоха; однако Конан уловил в нем ненависть и разочарование.

Он поднес горлышко маленького сосуда к ноздрям Рины. Девушка закашлялась и чихнула, потом, резким движеньем подобрав под себя ноги, начала подниматься. Конан, бережно закупорив фляжку, сунул ее за пояс.

- Что... что случилось? - Глаза Рины были полны недоумения. Внезапно она вспомнила и вскочила, выставив вперед дротик и вглядываясь в темноту; губы ее дрогнули. - _Э_т_о_ ушло? Конан, _э_т_о_ ушло? Скажи мне!

Он гулко расхохотался - не над собой и не над страхом Рины - над бесплотной невидимой тварью, что разочарованно скулила в темноте. Теперь он ощущал ее присутствие - не слухом или зрением, а каким-то шестым чувством, пробудившимся еще в те дни, когда с ним была Сила.

- Ты смеешься? - На губах Рины тоже заиграла улыбка. - Смеешься? Значит, все хорошо?

Кивнув, Конан вытащил из трещины свой факел. Он догорал, но теперь киммериец ясно видел впереди расплывчатое розоватое пятно. Свет! Свет и выход! Он показал на него Рине.

- Но как ты с ним справился? - Она все еще не могла прийти в себя. Как? Даже я... даже Сила Митры не защитила нас!

- Кром! - Конан подтолкнул ее вперед. - Рассчитывай больше на себя, а не Митру, малышка! Ну, еще на вендийских мудрецов...

- При чем тут вендийские мудрецы?

Ухмыльнувшись, киммериец погладил свой широкий пояс, за которым прятался драгоценный сосудик. Теперь, когда Рина тоже вдохнула снадобье, Конан чувствовал, что они равны: пусть недолгий миг, но ее душа тоже пряталась в этой самой бронзовой фляге и возвратилась из нее в телесную оболочку.

- Ты помнишь, что Учитель сказал про арсайю? - Он снова похлопал по ремню. - Бальзам, который употребляют вендийские мудрецы! Он-то нас и выручил.

- О! Твое лекарство, что просветляет разум?

- Да, Рина.