Конан и дар Митры

Свалка, лежавшая меж Гирканской и Бритунской дорогами, являлась идеальным убежищем. На протяжении веков Шандарат, город богатый и приверженный к аккуратности, вывозил сюда весь мусор и отбросы - битую посуду и черепицу, старую одежду, ломаную мебель, негодные доски, протертые до дыр ковры, отслужившие свой срок циновки, корзины, телеги, седла, занавески, горшки, конскую сбрую, пивные бочки, лопнувшие канаты, стружку и древесную кору с верфей. Здесь почти не имелось старых изделий из металла - медь и железо были слишком дороги, чтобы выбрасывать их без толку - зато окрестные кузнецы, стеклодувы и гончары обильно удобряли свалку шлаком. Бурые холмы плотно слежавшейся гари высились по всему ее периметру, и в них откапывали себе убежища те, кто не ужился за городскими стенами.

Да, Шандарат выплескивал на эту огромную помойку не только прогнившее дерево, рваное тряпье и прогоревший шлак, но и человеческие отбросы. До поры до времени этих отверженных никто не трогал; они ютились в пещерах, в норах и хижинах, выстроенных из подручного хлама, побирались у городских ворот, среди окрестных крестьян или промышляли на морском берегу. Но с пришествием в Шандарат почтенного Неджеса порядки изменились: часть обитателей свалки отловили, вывезли на Обглоданный остров, и что там с ними сталось, никто не знал.

Не тронули лишь самых жалких людишек, ветхих стариков и старух, увечных да юродивых - то есть тех, кто не мог ни воровать, ни, тем более, грабить, и не представлял опасности для благочинного Шандарата и его торговых гостей. Среди подобной публики Конан смотрелся бы белой вороной, но он не афишировал свое присутствие в местной клоаке; добравшись до заранее облюбованной норы, киммериец нырнул в нее и загородил вход толстой доской.

В крохотной пещерке нельзя было встать во весь рост. Скорчившись в три погибели, юноша отстегнул меч и снял сапоги; потом, раскрыв котомку с припасами и пожитками, вытащил из нее кошель с Глаховым золотом и пересыпал его в мешок, к награбленному у Хеодата. Он улыбнулся, прислушиваясь, как монеты с тихим звоном здороваются друг с другом, и, положив мешок под голову, вытянулся на полу из плотно утрамбованного шлака. Шеймису было велено бдеть и сторожить; засим Конан закрыл глаза и погрузился в сон.

Утром он перекусил куском вяленого мяса с сухарями, нехитрой снедью, прихваченной из харчевни; следом за пищей отправилось пиво, сотворенное Шеймисом. Юный киммериец выхлебал его из глиняной кружки, стараясь не дышать - напиток был прогорклым, вонючим и больше походил на застоявшуюся морскую воду. Однако он ничем не выдал своего неудовольствия: в конце концов, сумеречный дух прошлой ночью представил самые весомые доказательства своей полезности, расстроив желудки сразу у восьмерых здоровенных стражей Хеолотовых богатств.

Наевшись, Конан запустил руку в мешок, погрузил пальцы в груду монет, потом стиснул их в кулак, чувствуя, как ребра золотых дисков врезаются в кожу. Такое богатство! Подобного у него не было никогда! Нет, не нищим попрошайкой явится он в Аренджун! Или, быть может, лучше отправиться домой, к киммерийским кострам? Его добыча велика и достойна настоящего воина!

Последнее казалось ему самым важным. Деньги сами по себе мало что значили для него; он не был алчен и не испытывал преклонения перед этими желтыми сверкающими кругляшами с профилями великих владык, с геральдическими орлами, змеями и драконами. Гораздо больше его занимали блага, которые можно было на них купить: хорошее оружие, добрый конь, пища и вино, женщины... Но даже это не являлось главным, ибо оружие, коня и еду он предпочел бы своровать или отнять - точно так же, как отнял кучу золота, в которой сейчас тонула его рука. Основным же было то, что драгоценная добыча служила весомым доказательством его способностей.

Он _м_о_ж_е_т_!

У него достало хитрости и ума, чтобы придумать план, хватило ловкости и отваги, чтобы довести его до конца! Конечно, не без помощи Шеймиса - но разве не он, Конан, придумал, как использовать этого демона-неудачника? Этого недоумка, это ничтожество, способное сотворить лишь сухую корку хлеба, прогорклое пиво да саблю, что ломается при первом же настоящем ударе?

Горделивые мысли внезапно вызвали у него чувство неловкости и вины. Не стоит так думать о несчастном демоне, решил он; ведь Шеймис не виноват, что какие-то неведомые враги запихнули его в горшок, заточив на века или тысячелетия. Подумать только, какая уйма времени! За такой срок можно было позабыть собственное имя, а не одни лишь колдовские чары!

Распластавшись на животе, Конан выглянул из своего убежища, убедился, что снаружи все спокойно, и сказал:

- Ну-ка, Шеймис, сотвори мне еще кружечку пивца! Что-то жажда замучила.

Демон, вновь принявший свой нормальный вид, радостно встрепенулся.

- Сейчас, хозяин! Значит, пиво мое пришлось тебе по вкусу?

Конан кивнул головой, надеясь, что на его лице не выразилось явного отвращения. Получив кружку, он отхлебнул пару глотков и произнес: