Конан и дар Митры

- А я и не утверждаю, что дело совсем обошлось без магии, - заметил странник. - Ты собирался его отпустить, он хотел уйти... Вот тебе и магия! Ну, а я подтолкнул его напоследок - вроде как дал хорошего пинка, чтобы забросить туда, куда он так рвался. К этим серым скалам...

Конан потер лоб, постепенно начиная осознавать, что раз и навсегда избавился от сумеречного духа. Были в этом свои приятные и неприятные стороны, свои преимущества и потери. Теперь унылая физиономия Шеймиса не будет маячить перед глазами и не придется слушать его вечное нытье, хлебать прокисшее пиво, давиться черствым хлебом, да и таскать в сумке это крысиное отродье... Но кто назовет его, Конана, господином? Хозяином? С кем переброситься ему словом на долгом пути? Да и кислое пиво, и сухой хлеб - не говоря уж о бараньих костях с намеком на мясо! - совсем неплохие вещи, когда от голода урчит в животе...

Что ж, решил юный киммериец, во всем есть нечто хорошее и нечто дурное. Во всяком случае, Шеймису лучше там, где он сейчас пребывает; бесконечные странствия, стычки и поединки с черными магами слишком обременительны для престарелого духа сумерек. Конан представил, как его бывший слуга сидит сейчас на скалах у серого моря, в прохладе и сумеречном свете наступающего утра, прислушивается к шелесту волн и наслаждается покоем... Довольно кивнув, он протянул руку и стиснул локоть Фарала.

- С помощью магии или по доброй воле, но мы расстались. И хорошо! Я тебе благодарен. А теперь...

- Теперь - прощай, Конан-киммериец. - Странник в сером положил ладонь на руку юноши, стиснул его пальцы. - Прощай.

- Может, когда-нибудь свидимся, - нерешительно произнес Конан.

- Нет, вряд ли. Мир велик, киммериец, очень велик.

Кивнув на прощанье, человек в сером плаще, топорщившемся над плечами, зашагал по Туранской дороге, что тянулась вдоль морского берега, уходя к великим городам юга, к Султанапуру, Акиту, Аграпуру и горам Ильбарс. Конан молча смотрел ему вслед. Потом он повернулся на запад, спиной к восходящему солнцу, и сделал несколько шагов, поглядывая то на пыльную ленту Окружного тракта, то на розовеющее небо. В сумке, что висела у него на поясе, что-то звякнуло. Остановившись, киммериец пошарил в ней, вытащил руку и раскрыл ладонь: на ней лежали пять золотых динариев с гордым профилем владыки Ашарата.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МАЛЕНЬКИЙ БРАТ

8. ВСТРЕЧА

Южная степь, залитая солнцем, казалась необозримой и бескрайней; только где-то вдалеке, у самого горизонта, таинственно синели горные вершины, за которыми лежал обильный и просторный Хоршемиш, великолепная столица Кофа. По равнине, будто выплывая из жаркого туманного марева, навстречу пологим горным склонам тянулась дорога - прямая, как стрела, пыльно-коричневая лента среди моря изредка волнуемой ветром зеленой и золотистой травы. Рядом с обочиной, заросшей побуревшими от пыли лопухами, высилось дерево, настоящий исполин растительного царства - высокий стройный остролист; здесь, на юге, он достигал поистине циклопических размеров, и казалось, что его неохватный ствол упирается прямо в ярко-синее небо, словно мачта затонувшего в этом бесконечном степном океане гигантского парусника.

Тут, в жаркой степи, повсюду колыхались волны увенчанных пушистыми метелками высоких трав, иногда склонявшихся под легкими дуновениями ветерка; только у самых корней дерева беспокойно шелестящее травяное воинство отступало - здесь всегда была тень, и землю покрывали лишь подушечки буро-зеленого мха. Под низко нависшей кроной царил приятный полумрак, ибо безжалостные обжигающие лучи солнца не могли пробиться сквозь сплетение толстых узловатых ветвей, усеянных огромными перистыми листьями.

Под гигантским остролистом расположился одинокий путник. Сбросив свой пыльный плащ, он сидел на толстом, выступающем из земли корне, прислонясь спиною к стволу; рядом с плащом валялся туго набитый мешок, а поверх его длинный меч в потертых кожаных ножнах. Путник этот явно был воином, о чем свидетельствовали и его на редкость могучее сложение, и оружие; он словно бы дремал, полуприкрыв глаза, но временами сильные пальцы рассеянно поглаживали рукоять меча. С виду казался он молодым - лет двадцати или чуть больше; спадающие до плеч волосы отливали цветом воронова крыла, а покрытая коричневым загаром кожа выглядела свежей и по-юношески упругой.

...Губы черноволосого великана плотно сжаты, на высоком лбу выступили еле заметные капельки пота. Да, и в тени дерева очень жарко! Он трет переносицу и еще шире распахивает на бугрящейся мускулами груди куртку из тонкой, словно шелк, прекрасно выделанной оленьей кожи; под ней виднеется нарядная, украшенная богатой вышивкой рубаха. Затем его глаза чуть приоткрываются - он задумчиво изучает свои поношенные, но все еще превосходные высокие сапоги, прикидывая, оставить ли их на ногах или стянуть; однако ленивая истома берет верх - молодой воин снова закрывает глаза и поудобнее откидывается на жесткий ствол дерева.