Конан и дочери Повелителя джиннов (СИ)

  "Узнай же ,могущественный господин, что был в древние времена, в минувшие века и столетия, в одной северной стране по прозванию Киммерия юноша-варвар по имени Конан, которому благодаря его силе, отваге и мужеству суждено было стать величайшим воином своей эпохи, сражаться со злобными колдунами и побеждать их, и даже взойти на трон самого могучего государства того времени. Но рассказ мой будет об одном событии, случившимся с ним в пору его юности, когда он еще никому не был известен и ничем не был знаменит"

   Венсан Собине " Из хроник Пуантена".

   Конь- вороной жеребец из Пуантена, где таких лошадей специально выращивают для тяжелой кавалерии, шел легкой размашистой рысью, даже, казалось, не чувствуя веса своего довольно тяжелого седока. Конан еще раз с благодарностью вспомнил щедрого коринфийского барона, подарившего ему такого замечательного коня, а в придачу и увесистый мешочек с золотыми империалами, приятно отягощавший сейчас внутренний карман его изрядно потрепанной куртки. Конечно, спасение жизни коринфийского аристократа, у которого он прослужил несколько месяцев, стоило гораздо больше, но юному киммерийцу с его привычкой довольствоваться малым и этого было вполне достаточно.

   Сделав в пути две непродолжительных остановки, чтобы накормить и напоить своего жеребца, Конан к закату дневного светила оказался у отрогов Карпашских гор, не особенно высокой горной гряды, служившей естественной границей между Коринфией и Заморой. Конан решил рискнуть и не останавливаться здесь на ночлег, а продолжить свой путь к Аренджуну, знаменитому городу воров Заморы, через горы, тем более, что его конь не выглядел слишком уж уставшим. Конечной целью его путешествия был Султанапур, стольный город Турана, в который он никак не мог попасть, в силу различных причин мотаясь между Коринфией и Заморой.

   Вечерело. Длинные тени от коня и всадника падали на каменистую тропу, ведущую к перевалу. По всей видимости пользовались ею не часто, так как ни следов колес от повозок, ни отпечатков лошадиных копыт, ни даже конских яблок на ней заметно не было. "Похоже,- подумал киммериец, оглядываясь назад,-я взял слишком к северу, а проторенная дорога через горы к Аренджуну проходит южнее". Но с другой стороны, возможно, это было и к лучшему, так как на этой заброшенной тропе его уж точно искать никто не будет. С этой мыслью киммериец ослабил поводья и конь, осторожно ступая копытами по осыпающемуся щебню, начал восхождение на серпантин который тремя или четырьмя витками вел к вершине перевала.

   Хотя подъем оказался довольно пологим, но все же временами приходилось соблюдать осторожно, так как тропа иной раз становилась настолько узкой, что всаднику приходилось задевать ногой за отвесную скалу, в то время, как до края обрыва с другой стороны оставалось не больше локтя. Несколько раз Конан даже хотел спешиться и вести коня на поводу, но могучий жеребец уверенно преодолевал все трудности подъема, хотя и заметно подустал.

   Наконец, преодолев последний виток серпантина, конь вынес своего седока на самую вершину перевала, где киммериец спрыгнул на землю и огляделся по сторонам. Солнце давно уже скрылось на западе и горную гряду окутал ночной сумрак, но зато взошла полная луна, озарив своим бледным сиянием вершины Карпашских гор. Надо было устраиваться на ночлег, но, казалось,что кроме голых скал и камня здесь ничего больше не было.

   Конан, видевший в темноте как кошка, поискал взглядом, хотя бы какое-нибудь чахлое деревцо, но безуспешно.. Перевал выглядел голым и пустым, но справа среди скал виднелся невысокий утес. Ведя коня на поводу, он направился туда, рассчитывая найти там какое-нибудь укрытие, а, возможно, даже и несколько кустов или деревьев, чтобы разжечь костер. Однако, пройдя с десяток шагов, он понял, что никакой растительности здесь нет, а то, что он принял за утес, оказалось просто высоким каменным столбом, торчащим в центре небольшой площадки, окруженной со всех сторон скалами. "Что ж, придется заночевать здесь",- решил изрядно уставший за день да еще после бессонной ночи киммериец. Но в это время до его ушей донесся слабый стон, напоминавший скорее дуновение ветра.