Конан и грот Дайомы

Его дальние планы не изменились; стигийский маг все еще жаждал лично отправиться на остров и захватить его хозяйку. Но кое в чем он сделал исправления: например, решил отправить в усадьбу Эйрима не пятьдесят, а сто воинов, и сделать это побыстрее. Торкол и Фингаст присмотрят за Эйримом в четыре глаза, и когда их господин ступит на подворье ванирского вождя, все будет готово к плаванию. Власть над стихиями иногда возвращалась к Гор-Небсехту, временами же надолго покидала колдуна, но он полагал, что сотня воинов скомпенсирует его слабость.

Что касается киммерийца, то было бы изысканным удовольствием продемонстрировать его труп зеленоглазой ведьме. Пожалуй, гибель любовника могла бы окончательно ее сломить и погрузить в горе; а женщина в горести всегда ищет, к кому прислониться...

И Гор-Небсехт, дождавшись момента, когда Сила вернулась к нему, принялся собирать стаи темных облаков, насыщая их холодом, снегом и ледяными кристаллами льда. Памятуя о живучести и несомненной хитрости киммерийца, он озаботился привлечь союзников, коими раньше пренебрегал, уверенный в своем могуществе. Сможет ли он на сей раз поднять такую бурю, чтобы свирепствовала она дней пять или шесть, наверняка покончив и с киммерийцем, и с его серокожим спутником? Кто знает... Но если в снежных вихрях пурги им явится одна из дочерей Имира, они станут трупами. Холодными замерзшими статуями, очарованно глядящими в пустоту бескрайней тундры - туда, где в завораживающем танце изгибалось нагое манящее тело снежной красавицы. Ей не придется долго плясать; хватит времени с утра до полудня!

Выбрав подходящий момент, Гор-Небсехт отправил мысленное повеление и получил ответ. Имир, жестокий великан, властвовавший над равнинами Ванахейма, был доволен; он ненавидел все живое и не упускал случая расправиться с путниками, особенно - с чужаками. По этой же причине он ненавидел и Гор-Небсехта, но не мог причинить ему зла: стигиец не страшился холодов, ибо сердце его давно покрылось ледяной броней. И танцы снежных дев были ему не страшны; он жаждал обладать не красавицей из льда, а рыжекудрой зеленоглазой женщиной, с теплой плотью и горячей кровью. Пожалуй, он даже любил ее - на свой манер, как любят люди с холодной душой, для которых это чувство неотделимо от безраздельного и полного владычества над предметом страсти. Самопожертвование любви было ему неведомо.

ГЛАВА 10

СКАЛЫ И ЗАМОК

Пятеро обитали в мире, но кроме них был он полон иными существами, столь же удивительными и непохожими друг на друга, как эти пятеро. Были Древние Боги и Демоны, парившие среди звезд; были их ипостаси, что наблюдали за обителью смертных, принимая облики Добра и Зла - в том смысле, как Добро и Зло трактовалось людьми; были и сами люди, служившие для развлечения богов. Но этим не исчерпывалось разнообразие; у каждого божественного создания имелось множество помощников, а люди обладали душами, которые в свой срок уносились на Серые Равнины, где ждали нового воплощения или Великого Суда. Воистину, мир был сложен и полон чудес, способных обрадовать или устрашить всякого из обитавших в нем!

Имир!

Дух Изменчивости был заинтересован - едва ли не восхищен! - ловкостью Избранника. Он даже задумывался над тем, не вернуть ли стигийцу свое прежнее благоволение и покровительство, но мысль переселиться в тело удачливого Эйрима либо другого воина уже овладела Им; Он решил ничего не менять, лишь изредка подталкивая ситуацию к неминуемой развязке.

Но Избранник, этот Гор-Небсехт, был хитер! Там, где не хватало собственной его силы, он собирался использовать ванирского божка, злобного демона, коему поклонялись рыжебородые потомки полярных обезьян. Впрочем, ни ваниры (если не считать Эйрима), ни их бог не вызывали у Аррака никакого интереса, и всю затею стигийца он рассматривал совершенно под иным углом зрения, чем сам Избранник.

Серокожий! Этот гигант, искусный и безжалостный воин, казался ему все более и более любопытным. Конечно, он - прах земной, как и Эйрим, и Гор-Небсехт и прочие людишки; но в этой серой горстке праха встречались твердые камни, свидетельство незаурядной жестокости и крепкого характера. Не всякий человек способен разделаться с ближним без лишних разговоров, бахвальства или боевых кличей; даже разбойники и воины должны ощутить яростный жар в крови, гнев и тягу к убийству, позволяющую вскинуть меч и опустить его на живое. Для того и служат грохот барабанов, рев горнов, воинственные вопли и звон оружия - а также вино, вызывающая бешенство жвачка и приказы командиров.

Но серокожему, видно, все эти ритуалы были не нужны. Он оставался холоден, как лед; только поднял свою огромную секиру и метнул ее - в точности туда, куда положено. Смахнул пикта в сумрак Серых Равнин, будто комара! С полным и восхитительным безразличием.