Конан и карусель богов

Направляясь к выходу, Конан нагнулся, чтобы подобрать изумрудную статуэтку Размышляющего Ханумана. Он обещал отдать ее Скарфену и компании и выполнит данное слово. Киммериец невольно вздохнул, вспомнив сгинувший алмаз со лба большой статуи, – достанься он ему, и роскошь до конца жизни была бы обеспечена… Впрочем, сожаление недостойно мужчины; добыча и так достаточно велика.

…Через много лет он отроет старательно запрятанные сокровища – когда ему понадобится армия для похода на Тарантию. Он станет королем; а начало дороги к аквилонскому престолу будет положено именно здесь, на затерянном вендийско-кхитайском пограничье.

…Конан поднимался по лестнице, держа перед собой выломанную из пола бронзовую лампу. Позади оставался виток за витком – и внезапно киммериец остановился как вкопанный. На ступенях темнело пятно крови, а в середине его лежал полураздавленный, изуродованный трупик суслика. Терша принял здесь свой последний в этом мире бой.

Скулы Конана окаменели. Нагнувшись, он бережно поднял тельце; что бы ни случилось с самим божком, плоть его должно с почестями предать погребальному костру.

Дальнейший путь наверх оказался спокойным. И лишь выбравшись на поверхность, Конан внезапно услыхал странный хруст в своем заплечном мешке. Щурясь от брызнувшего в глаза яркого дневного света, киммериец поспешно распустил завязки – и с изумлением увидел, что в искристой изумрудной пыли ворочался, протирая глаза и отплевываясь, маленький обезьяний детеныш. Обомлевший Конан протянул к нему руку, и тот моментально вскарабкался на подставленную ладонь.

– Спасибо, – тоненьким, писклявым голоском проговорило существо, отряхиваясь. – Наконец-то я вернусь в мой храм! Спасибо тебе, Конан из Киммерии. Справедливость восторжествовала – мы с братом вновь предадимся размышлениям…

– С братом? – только и смог выдавить из себя киммериец.

– Ну да! Нас у отца было двое. Но Черная Ипостась, отвратительный и коварный Душитель, сумел когда-то взять верх. Отец. Отец пал… и храм обратился… ты сам видел во что. Но теперь все изменится! – Обезьянка ловко спрыгнула с руки Конана и заковыляла к черной дыре входа в подземелье, а спустя мгновение из зарослей серым комком выкатился ее точный близнец; обезьянки последний раз взмахнули лапками, прощаясь, и скрылись во тьме.

Плита со скрежетом встала на место.

…А когда Конан добрался до лагеря, он застал Скарфена и прочих в ужасе глядящими на мелкие изумрудные обломки, оставшиеся от расколотой статуэтки Размышляющего Ханумана…

Конан и карусель Богов

Пролог

Галера шла на закат. Громадный двухмачтовый боевой корабль, построенный по чертежам забытого народа погибшей Атлантиды, презрительно резал серые океанские волны вынесенным далеко вперед форштевнем. Дул свежий ветер с востока, и команда отдыхала, предоставив свой труд широким парусам судна. Огромные весла были подняты.

На носу могучей биремы стоял не молодой уже человек, высокий, седовласый и седобородый. Все еще мощное тело – широкое в плечах, узкое в талии – было покрыто бесчисленными шрамами. Они отчетливо выделялись на коричневой, выдубленной ветрами и солнцем коже, как белые молнии на темном грозовом небе. Торс воина был обнажен; на левом боку в простых кожаных ножнах висел широкий меч. Лицо и лоб были иссечены глубокими морщинами. Воин своим видом напоминал беспощадного старого волка северных степей, поседевшего от времени, но еще не утратившего ни силы, ни хитрости. И лишь глаза человека оставались такими же, как и в дни его давно ушедшей юности, – прежнего, чистейшего ярко-синего цвета, столь редкого среди обитателей Юга.

Это был Конан, достигший шестидесятилетнего возраста, покоривший все вершины власти; Конан, которого подданные уже давно звали между собой не иначе как Великим; Конан, бывший король Аквилонии, мечом добывший для себя корону и отстоявший ее в нескольких страшных войнах против объединившихся Черных магов Старого Света; Конан-варвар из дикой туманной Киммерии, бывший в своей долгой жизни и рабом, и гладиатором; простым наемником и командиром больших дружин; вором и пиратом; искателем приключений и вождем диких племен.

Двадцать долгих лет он правил Аквилонией, превратив ее из ослабленной бесконечными внутренними распрями разоренной страны в могучую и процветающую державу, перед мощью которой склонились почти все правители ближних и дальних земель. Двадцать долгих лет киммериец носил на своих плечах королевский пурпур, а лоб его охватывал золотой ободок короны.