Конан и Посланник мрака

На зингарской кобыле, до прошедшей ночи принадлежавшей Маэлю Монброну, отряд догоняла женщина. Вернее, девица. Дженна успела облачиться в кольчатый доспех и открытый шлем, одной рукой держалась за поводья лошади, вторую же утвердила на рукояти клинка.

— Зенобия? Ты что здесь делаешь? — возмутился Конан, когда Дженна догнала королевская жеребца и поехала вровень. — Не в женское дело ввязываешься!

— Ты меня еще поучи,— огрызнулась Зенобия. — Как хочешь, а тебя, старого волка, я не брошу. Как раз женский погляд за тобой и нужен. Согласен?

— Вот дура! — прохрипел Конан, а Хальк, ехавший сразу за королем, только плечи вздернул.

Небольшой отряд, разбитый на две части, молнией сошел с «Зингарского холма», галопом рванул налево, в обход битвы, а затем правее — туда, где колыхались черно-бело-красные знамена с восьмиконечной звездой.

Чабела какое-то время наблюдала за тесной группой всадников, часть из которых носила золотистые бритунийские доспехи, а вторая часть — черно-белые плащи дворцовой тарантийской гвардии. Затем они исчезли из виду в общем водовороте сражения.

* * *

Тотлант Луксурский,

придворный волшебник короля Пограничья

Тотлант очень не любил бешеные скачки.

Всякому волшебнику предписано быть чинным, степенным, может быть, даже благородным. Волшебник обычно ездит в богатой крытой повозке или на философски настроенном муле с драгоценной сбруей, одевается в добротные красивые одежды и уж точно никогда не летит в гущу битвы вместе с бывшим наемником, ставшим королем, и ордой бесшабашных вояк, для которых война — родное ремесло.

Тотлант сам не понимал, что именно он будет делать в задуманном Конаном предприятии. Конечно, оборонить двух королей — Конана и Альбиорикса — от злонамеренной магии ксальтотуна он сумеет. Может быть. Все-таки отец Тотланта, Менхотеп, получил высшее посвящение, какое только мыслимо для человека, занимающегося искусством волшебства. Недаром Менхотеп из Луксура ныне именуется ксальтотуном.

Единственное, чего Тотлант делать не хотел — это нападать на своего родителя.

В Стигии понятие «отец» почти приравнено к понятию «бог». Сын не может идти против отца, как и отец против сына. И сейчас Тотлант вновь делал выбор, что ему дороже: человек, давший ему жизнь, или друзья.

Недавно Тотлант выбрал сторону отца. Менхотеп очень попросил молодого стигийца на церемонии Высшего Суда Заката «не опознать» или «не подтвердить опознание» принца Ольтена.

Тотлант сжульничал. Нет смысла приводить здесь преднамеренные ошибки, совершенные Тотлантом во время изготовления магического декокта, которые не заметил въедливый Райан — советы ксальтотуна пошли на пользу самому же ксальтотуну. Отвар оказался бездейственным, хотя сам Тотлант отлично знал, что Ольтен — это именно Ольтен, а ни кто иной.

Тотланту было очень стыдно. Он всегда, особенно после знакомства с незамысловатыми и предельно честными оборотнями из Пограничья, пытался сам быть честным. Тотлант никогда не обманывал. Никого. Даже впавших в старческое сумасшествие бабушек из деревень Пограничья, приходивших к королевскому магу за советом. Тотлант полагал, что честность и истина — основа Равновесия, которому он служил по своему выбору. Ибо правда уравновешивает Черное и Белое, порождая Красное.

Но однажды измена случается впервые. Тотлант изменил. Изменил, послушавшись отца. И надеясь однажды получить в руки Каримэнон — великий камень Равновесия, созданный Ротой.

«Почему бы мне, магу-равновеснику, не признающему силы Света и Тьмы, а полагающему, что надобно сохранять Алую середину меж двумя противоположными сущностями, не взять себе один из камней Радужной Цепи? — так думал стигиец.— Если он сам идет ко мне в руки? Я никогда не стоял ни на одной из сторон, балансировал на лезвии меча, пытаясь ни свалиться в Черную пропасть, ни вознестись в Белую высь. Всегда оставался на земле. Хотел сделать только хорошее — не лучшее и замечательное, чаемое в мечтах, как этого хотят Белые маги, а просто хорошее. Так, чтобы никому не было плохо. Камень поможет осуществить эти замыслы. Надо только укрыть его от рук Черных и Белых. Обратить его силу в Алое!..»

Так думал Тотлант, но убедить стигийца в его неправоте мог только один человек, Эллар, исконно знавший о самой сути принадлежности и истине Алого Камня. Жаль, что Эллар сейчас был слишком далеко. И одновременно близко.

Тотлант отринул любые мысли о Камне, и сосредоточился на магии защиты. Дважды по три десятка всадников, возглавляемых двумя королями и наследником престола Пограничья, врезались в битву, будто клинок в мешок с просом, прошли первые ряды, отбиваясь как рукоятями, так и остриями клинков от людей, принявших незнакомцев за супостатов.

Конан настойчиво гнал отряд к высоте, над которой парили под ветром знамена со звездой Роты.