— Любовь и ненависть…— проговорил киммериец задумчиво.— Почему они всегда рядом?
Он взглянул на колченога, и тот невесело усмехнулся:
— Так ты заметил? Что я могу сказать? — Он пожал плечами.— Видно, такова уж человеческая природа… Такими создал вас Митра, и такими вы останетесь на всю жизнь. Счастлив тот, кто вовремя сумеет понять это. Остальным жрецы внушают, что ненависть ниспослана вам Сетом и не достойна человека, и, вместо того чтобы жить, эти несчастные всю жизнь тщетно борются со своей натурой. Но все напрасно: ненависть можно уничтожить, лишь уничтожив самого человека, ибо она неотъемлемая часть его натуры… Как и любовь. Так не лучше ли заставить ее служить себе?
Конан невольно поморщился.
— А вы, колченоги? Какими вас создал мудрый Сет? — насмешливо спросил он.
— Не знаю,— простодушно ответил Роган и ухмыльнулся, посмотрев на оторопевшего от неожиданности человека.— Дело в том, что Отец Тьмы не создавал нас или, вернее, создал нас не такими, какими мы стали. Не такими, как я,— пояснил он.— Когда-то давно, когда люди победили наагов, истинных творений Сета, Темный Бог создал наших предков — кентавров.
— И какими же они были?
— О-о-о! — восторженно проблеял Роган, видимо вновь разволновавшись.— Могучим племенем. Вожди их были мудры, а воины — быстры и умелы, и они были необыкновенно воинственны. Однако здесь воевать оказалось не с кем, и, после того как они узнали о незваном госте — я имею в виду Эрдэрика Сильного,— небольшой отряд отправился в Светлый Мир. Это было очень тяжело, ведь кентаврам, полулошадям-полулюдям, был нужен простор, а пробираться пришлось тесными норами, пробитыми водой в чреве горы.
— Так твои предки бывали наверху?
— Верно,— кивнул Роган.— Иначе я просто не появился бы на свет, ведь все колченоги — потомки кентавров и женщин Светлого Мира. Через несколько поколений кентавры и вовсе исчезли, окончательно выродившись в колченогое, а после — в рогачей, которые ничем не отличаются от людей, кроме пары иногда едва заметных рожек.
— Но как же такое могло произойти? — спросил Конан.— Я и слыхом не слыхивал о полулюдях-полуконях, а ведь они должны были частенько появляться в нашем мире.
— Вовсе нет,— возразил Роган.— Там, наверху, слишком много света — это во-первых. А во-вторых, те, кто видел кентавров, либо принимал их за всадника и коня, либо им никто не верил.
— И все-таки,— спохватился киммериец,— какие же вы?
— Мы умеем держать чувства в узде, если тебя это интересует.
— Однако я сумел справиться с бойцами Сета.
— Ты имеешь в виду четверку воинов во главе с Черной Розой?
— Да.
— Но ты должен знать, что среди них не было ни одного воина моего племени. Господин не слишком верил в пророчества человеческого старца, жившего в незапамятные времена, но когда одно из них сбылось, не захотел рисковать, однако обострять отношения с Подателем Жизни не пожелал. Он предпочел, чтобы люди разобрались с людьми, но таких нашлось только трое, и тогда Роза сотворила еще двоих. Она была большая мастерица на такие дела.
— И все-таки я победил!
— Да,— покорно согласился Роган.— Иначе и быть не могло, ведь тебя вели Любовь и Ненависть.
Конан открыл было рот, но промолчал, подумав, что, наверное, так оно и было.
Любовь к Зенобии вела его вперед, а ненависть к убийцам друзей помогла не только выстоять, но и победить.
— Что ж, видимо, ты прав.
Роган кивнул:
— Я рад, что ты понял. И это был твой первый урок, на котором ты узнал, что бессмысленно бороться с естеством. Именно поэтому ты проиграл, ведь удар, которым я тебя свалил, не был для тебя нов — ты и сам применял, его не раз. Но ты лишился привычных для тебя ощущений, тебе на глаза словно надели черную повязку. Ты разозлился и пошел вперед, а в итоге проиграл. Проиграл, потому что не сумел совладать со своей яростью, и дарованная ею сила обернулась против тебя.
— О чем ты?
— О чем? — Колченог ухмыльнулся, и его лицо с остроконечной бородкой стало похоже на лик Бела, каким его изображают в Заморе.— Давай поговорим об этом завтра. Кстати, думаю, тебе лучше пока пожить во дворце.
Конан молча кивнул, и наставник его, восприняв кивок как знак согласия, направился к дверям, а человек пошел следом. Они долго шли по коридорам, потом миновали показавшуюся бесконечной анфиладу комнат и залов. Северянин смотрел во все глаза. Все, что попадалось им на пути, по преимуществу оказывалось двух цветов: красного и черного. Иногда, правда, встречалось золото в виде статуй и барельефов, которого тоже оказалось немало, но основным цветом все-таки оставался черный. Конан, уже начавший привыкать к Нижнему Миру, подумал, что это даже хорошо: красный цвет, окажись он основным, был бы излишне резок, а золото слепило бы, подавляло.
Впрочем, вскоре он увидел еще один цвет — белый. Прекрасные беломраморные статуи богов украшали один из залов.
— Кто это? — невольно спросил он.
— Боги Светлого Мира, вернее, некоторые из богов,— ответил Роган.