Конана она всё равно не услышала: он просто возник из тьмы ночи, оказавшись сразу в зареве маленького костерка, что она разожгла для того, чтоб напарник смог легко её найти. Впрочем, как она прекрасно понимала, он нашёл бы их с конём и в кромешной тьме — просто по следам.
За плечами варвара имелся полный мешок с чем-то достаточно тяжёлым и мокрым: пятна какой-то жидкости на ткани глянцево отблескивали в свете костерка. Резеда, с губ которой так и рвался вопрос, тем не менее удержалась.
Ведь он ясно сказал, что она не захочет чего-то «этого» знать!
Костёрок между тем быстро прогорел до угольков: веточки у них оставались только самые тонкие. Так что вновь укладываться на постель пришлось уже в полной темноте, в которой тем не менее варвар, как поняла Резеда, видел не хуже камышового кота. А поскольку с ужином уже было, к счастью, покончено, они позволили себе вполне мирно разлечься на Конановом одеяле, действительно обложившись для страховки верёвкой из овечьей шерсти.
Резеда некоторое время лежала молча, на спине, всматриваясь в огромные восточные звёзды и кусая губы. Конан своё воображение видами ночной степи или романтикой звёздного неба не утруждал: он, поёрзав, улёгся, наконец, так, как хотел. Буркнул:
— Проклятье. Бэл его задери, вторую ночь выспаться по-человечески не дают. И почему это все эти долбаные «приключения», которые я «жутко» люблю, так и сыплются мне на голову? Ведь я такой мирный и хороший — сам первый никогда никого не трогаю!
Резеда вдруг оказалась прямо у него на груди, нечто мягкое и тёплое приятно прижалось к животу варвара, и расширившиеся до невероятных пределов глазищи женщины с почерневшими зрачками буквально впились в глаза варвара:
— Насчёт «хороший» я бы так смело не сказала! Сейчас проверим, если будет, конечно, на то твоё желание, о великий Конан, как ты относишься к приключениям на разные
И сможешь ли ты утешить несчастную беззащитную девушку в её печалях?! — её шаловливые пальчики скользнули туда, где у Конана действительно — всё для утешения уже было готово!
Конан моргнул. Затем, поняв, что чего хочет Женщина — хочет Бог, улыбнулся:
— Ну… Постараюсь!
Конан действительно «постарался».
Он вёл себя, как позже оценила Резеда, очень нежно и заботливо.
Не накинулся на неё со всей силой животной похоти, а ласкал мягко и бережно: словно хрустальную вазу!
И это сработало. Жаркие поцелуи и мягкие касания, казалось, вновь напомнили Резеде, что она — женщина. А не боевая машина или предмет для торга.
И что любить и дарить Любовь — её первейшее желание и назначение!..
Когда Конан наконец вошёл в неё, Резеда поняла, чего ей так не хватало все эти напряжённые и трагические дни!
Мужчины!
Соратника. Отца. Мужа. Любовника. Защитника…
И вот — всё это у неё здесь, придавило её к земле, мускулистым, огромным и надёжным телом, словно щитом, огораживая её от всех проблем и опасностей окружающего Мира! Воплощённая мечта любой женщины!
Сейчас старающаяся по её просьбе утешить эту самую женщину единственно надёжным способом…
Она не рыдала, но чувствовала, как слёзы ручьями текут из глаз, возможно, говоря её партнёру, что она думает сейчас не столько о наслаждении, сколько о своей незавидной судьбе, но киммериец проявил себя так, как нужно: он мягко, но нежно всё усиливал и усиливал напор. От его объятий и горячих губ, ласкавших и покрывавших огненными поцелуями её шею, плечи и грудь, исходил такой животный магнетизм, что этот вихрь всё-таки как-то незаметно увлёк её туда, где нет земных неприятностей и проблем…
Когда он проник чуть глубже, она поняла, что противиться своему естеству больше не сможет. Пусть разум и полон горя, и озабочен, и ещё пытается что-то вспомнить, и рассуждать о разных вещах… Но тело её, презрев требования разума контролировать сознание, больше не принадлежит ей и жаждет только одного: чтоб
Она забилась, закричала, царапая его мускулистую спину крохотными коготочками, затем застонала, изогнув стан и полностью отрешившись, пусть лишь на сладостные мгновения экстаза, от мирских забот в пучине нечеловеческого наслаждения!..
Когда содрогания её тела прекратились, варвар так же мягко, как начинал, отстранился и вышел из неё. Резеда снова застонала, открыла глаза. Глубоко вздохнула. Сморгнула с ресницы последнюю слезу. Но слёзы словно сами вновь навернулись на глаза:
— Конан! Я…
— Не нужно. — Он осторожно положил свои сильные пальцы ей на коралловые губки, покрытые на коротеньких светлых усиках из мягкого пушка влагой сладостной испарины. — Ничего не говори. Просто расслабься. И спи. Я покараулю.
Разбудило Резеду солнце. Оно слепило глаза и грело лицо.
Раскрыв же полностью почему-то слегка затёкшие очи, она обнаружила, что солнце встало уже достаточно высоко. Поэтому и преодолело, обойдя сверху, тот предмет, что явно поставил её напарник, чтоб не дать светилу разбудить её: свою огромную суму.