КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

— Умри же,— выдохнул бывший гетман, и его ладонь стремительно метнулась к ножу. Но не достигла: рука Конана с кошачьей быстротой выстрелила вперед, железные пальцы сомкнулись у Ольгерда на предплечье…

Было слышно, как хрустнули кости…

На какое-то мгновение противники замерли, точно два изваяния, лишь по лбу Ольгерда каплями покатился пот… Потом Конан рассмеялся — впрочем, не разжимая хватки.

— Ну что? — сказал он,— Достоин ты жить, Ольгерд?

По-прежнему улыбаясь, он усилил нажим, так что мышцы взбугрили кожу у него на руке, а пальцы вмялись в трепещущую плоть козака. Обломки костей начали крошиться один о другой. Лицо Ольгерда стало пепельно-серым, из прокушенной губы потекла кровь, но все-таки он не издал ни звука.

Снова засмеявшись, Конан выпустил его и отступил прочь. Ольгерд зашатался и вынужден был схватиться за край столика здоровой рукой, чтобы не упасть.

— Я оставлю тебе жизнь, Ольгерд, как ты когда-то оставил ее мне,— проговорил Конан спокойно.— Хотя ты тогда велел снять меня с креста лишь ради выгоды. Помнишь, какому жестокому испытанию ты меня подверг? Сам ты не выдержал бы его. И никто бы не выдержал — кроме варвара с запада!.. Бери своего коня, Ольгерд, и уезжай. Конь привязан там, за шатром, и в седельных сумках припасены еда и питье. Никто не заметит твоего отъезда, но лучше не мешкай! Свергнутым вождям нет пощады в пустыне. Если воины увидят тебя покалеченного и низложенного — живым тебе из лагеря не уйти…

Ольгерд ничего ему не ответил. Молча, медленно он повернулся и пошел к выходу из шатра, где ветер трепал шелковые занавеси. Так же без звука взобрался в седло крупного белого жеребца, ждавшего его у коновязи под пальмой… Развернул коня и, укрыв больную руку под просторным халатом, поехал на восток — в бескрайнюю пустыню, прочь из племени зуагиров.

Оставшись один, Конан для начала опустошил винный кувшин. Утерев губы, он закинул посудину в угол, поправил пояс и вышел наружу. Ненадолго остановился, чтобы окинуть взглядом ряды палаток из верблюжьей шерсти, раскинувшиеся поодаль… Между палатками бродили люди в белых одеждах. Они пели, ругались, спорили, чинили конскую сбрую, острили кривые мечи-тальвары…

Затем Конан возвысил голос, и его призыв громом раскатился по лагерю.

— Эй, псы, ну-ка навострите уши и слушайте, что скажу! Подходите поближе, у меня тут для вас есть словечко-другое… 

5 ГОЛОС ИЗ КРИСТАЛЛА

В комнате внутри одной из башен близ городских стен собралось несколько человек. Один из них держал речь, остальные внимательно слушали. Все присутствовавшие были молоды, всех отличала особая жесткость черт и жилистая стать от постоянной готовности к бою не на жизнь, а на смерть. Все были в потертых кожаных одеждах, при оружии и в кольчугах.

— Я знал — Конан правду сказал, утверждая, что это была не Тарамис! — возбужденно говорил оратор,— Много месяцев я болтался у дворца под личиной глухонемого бродяги и наконец доподлинно вызнал — я не ошибся, предполагая, будто нашу бедную королеву держат в темнице, в одном из подземелий, примыкающих ко дворцу. Дождавшись удобного случая, я перехватил шемита-тюремщика — стукнул его по затылку, когда поздно ночью он выходил со двора, затащил в погреб поблизости и как следует допросил. Прежде чем испустить дух, палач поведал мне все, что я вам сейчас рассказал, подтвердив: как мы с вами и подозревали, под личиной Тарамис Хаураном правит ведьма по имени Саломэ. Тарамис же томится в глухом застенке, в самом глубоком из тюремных подвалов…

Так вот, вторжение зуагиров дает нам шанс, о котором мы и мечтать не смели! Что в действительности задумал Конан — судить не берусь. Возможно, он стремится лишь отомстить Констанцию. Возможно, он хочет разграбить город и даже разрушить его… Он же варвар — почем знать мысли варвара?

Я так вам скажу: наша с вами задача — спасти королеву, пока будет длиться сражение. Констанций выводит войска на равнину, желая задать Конану бой. Я видел — уже сейчас его люди садятся на лошадей… В городе все равно слишком мало продовольствия, чтобы выдержать осаду. Копан неожиданно налетел из пустыни, запасов не подвезти… Зато сам киммериец к осаде вполне готов. Лазутчики утверждают, будто у зуагиров даже появились осадные машины, построенные, без сомнения, опять-таки под руководством Конана, опытного в воинской науке западных стран.

Итак, Констанций постарается избегнуть долгой осады, он выведет своих людей на равнину в надежде разметать кочевников Конана одним решительным ударом. Таким образом, в городе останутся лишь несколько сотен наемников, и все они будут, скорее всего, на стенах и при воротах, а возле тюрьмы многочисленной охраны стоять не должно.