КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

От души выругавшись, Копан сдернул плащ с плеч ближайшего воина и закутал им обнаженную королеву. И вот наконец дрогнули длинные пушистые ресницы, Тарамис открыла глаза и, явно не веря себе, уставилась на знакомое, покрытое шрамами лицо киммерийца.

— Конан,— ахнула она, и слабые пальчики стиснули его загрубелую ладонь.— Конан! Неужели я сплю?.. Она говорила мне, что ты умер, что тебя…

— Не дождутся! — Конан жестко усмехнулся углом рта,— Ты не спишь, королева. Хауран снова принадлежит тебе. Я разбил Констанция — там, у реки. Большинство негодяев даже не добежало до городских стен, я не велел брать пленных — кроме самого Констанция. Стражи попыталась было захлопнуть перед нами ворота, но мы их высадили. Своих волков я оставил снаружи, взяв с собой только полсотни, а то как бы сгоряча не набедокурили в городе. Я решил, славные хауранцы с городской стражей вполне справятся сами…

— Какой кошмар мы пережили!..— всхлипнула королева,— Мой бедный народ!.. Ты ведь поможешь мне восстановить все, что мы потеряли? Стань моим военачальником и первым советником, Конан!..

Конан рассмеялся, но все-таки отрицательно покачал головой. Поднявшись, он поставил королеву на ноги и махнул рукой отряду своих хауранцев, которые задержались на площади, не преследуя сбежавших шемитов. Воины немедленно спрыгнули с коней, готовые исполнять приказы своей ненаглядной, заново обретенной королевы.

— Нет, девочка моя,— обращаясь к Тарамис, проговорил киммериец.— Служба при твоем дворе осталась у меня в прошлом. Я теперь заделался зуагирским вождем, я обещал своим ребятам, что поведу их соскребать с туранцев лишний жирок, и не могу нарушить данного слова. Вот этот малый, Валерий, послужит тебе куда лучше, чем мог бы послужить я… Ну не создан я для жизни среди мраморных стен, что поделаешь!.. А теперь оставлю-ка я тебя и пойду завершать свои дела. В Хауране еще остались недорезанные шемиты…

Ликующая толпа расступалась перед Тарамис, образуя живой коридор. Валерий уже двинулся за своей государыней ко дворцу, когда нежная ручка несмело легла в его жесткую ладонь, и, обернувшись, молодой воин заключил в объятия верную Ивгу. Прижав девушку к груди, он осыпал ее поцелуями со всей страстью усталого рубаки, наконец-то прорвавшегося сквозь все тернии к миру и желанной награде.

Но не все люди подобны этим двоим, иные рождаются со штормовым ветром в крови, их дорога — сплошная череда войн и кровавых битв, и иного пути им не дано…

И снова вставало солнце. Древняя караванная дорога кишмя кишела всадниками в белых одеждах. Живая вереница тянулась от самых стен Хаурана далеко в степь. Возглавляя растянувшееся войско, Конан-киммериец смотрел с седла на измочаленный обрубок деревянного бруса, торчавший возле обочины. Теперь рядом с этим обрубком высился другой крест, и на нем, пригвожденный за руки и ноги, висел человек.

— Семь месяцев назад,— сказал ему Конан,— здесь был распят я, а ты, Констанций, сидел на коне.

Констанций ничего ему не ответил. Он беспрестанно облизывал посеревшие губы, глаза остекленели от боли и ужаса. Мышцы на поджаром теле натягивались и опадали, точно канаты.

— Как я погляжу, пытать других у тебя лучше получается, чем самому терпеть пытку,— проговорил Конан задумчиво.— Я угодил на крест в точности как ты сейчас, но выжил — благодаря счастливому стечению обстоятельств и выносливости, присущей нам, варварам. Вы же, цивилизованные люди, мягкотелы и не склонны зубами держаться за жизнь, как мы. Ты пытал меня и любовался собственной крутостью — поди-ка теперь выдержи то, что выдержал я! Думаю, ты испустишь дух еще до заката… Эй, Сокол пустыни, я оставляю тебя в обществе других птиц, живущих в песках!

И он указал на кружившихся стервятников, чьи тени скользили мимо них по земле. С губ Констанция сорвался нечеловеческий вопль ужаса и отчаяния…

Конан же подобрал повод и поскакал вперед — к реке, переливавшейся серебром в утреннем свете. Белые всадники у него за спиной пустили коней рысью. Проезжая мимо креста, они безразлично поглядывали на распятого, чья худая фигура черным силуэтом выделялась на фоне солнечного восхода. Детям пустыни не свойственны жалость и сострадание… Земля похоронным колоколом гудела под копытами коней. Хищные крылья голодных стервятников шелестели все ниже…

Приложение

Синопсис без названия («Люди Черного Круга»)