КОНАН. Кровавый венец

Ясная картина несколько замутилась — это, видимо, означало пропуск некоторого времени,— и глазам Конана предстал Просперо, покидающий 'Гарантию во главе своих рыцарей. Выезжая из ворот, они поворачивали к югу и давали шпоры коням. Позади них в городе творилось нечто несусветное…

— Дурачье! — хрипло пробормотал Конан,— Дурачье! Не поверить Просперо! Вот что, Зелата, если ты надумала морочить мне голову…

— Я показала тебе то, что произошло,— ответствовала она сурово и невозмутимо.— Вечером минувшего дня Просперо выехал из Тарантии, выехал почти на глазах у Амальрика. Со стен уже было видно, как горели окрестные села… Так я прочитала в дыму. На закате, не встретив сопротивления, немедийцы вступили в Тарантию. Смотри же! Вот что сейчас происходит в королевском зале Тарантии…

И Конан неожиданно увидел перед собой громадный зал. Валерий, облаченный в горностаевую мантию, стоял на тронном возвышении, Амальрик же, так и не снявший пропыленных, испачканных кровью доспехов, возлагал на его желтые кудри сверкающий золотой обруч — корону Аквилонии! Толпа, ликуя, рукоплескала; молча стояли длинные ряды закованных в сталь немедийских воинов. Вельможи, бывшие при Конане в немилости, прохаживались с развязным и напыщенным видом, и у каждого на рукаве красовался герб Валерия.

— Кром! — Конан вскочил с яростным криком, сжимая огромные кулаки. На висках вздулись жилы, судорога исказила его лицо,— Немедиец короновал изменника аквилонской короной! В королевском зале Тарантии!

Как бы развеянный этой бешеной вспышкой, дым поблек и пропал, и Конан встретил взгляд черных глаз Зелаты, поблескивавших в полутьме.

— Ты сам видел — жители твоей столицы оказались недостойны свободы, которую ты завоевал для них потом и кровью. Они сами отдались в руки работорговцам и палачам. Они показали, что не верят в свое предназначение. И на этих-то людей ты хочешь опереться, отвоевывая королевство?

— Они думали, будто я мертв,— проворчал он, беря себя в руки,— Сына у меня нет, а люди не склонны хранить верность памяти… Ну и пусть немедийцы взяли Тарантию. Еще остались провинции и тамошние бароны… остался народ! Валерий добыл всего лишь мимолетную славу…

— Ты упрям, как и подобает бойцу. Я не властна показать тебе ни будущее, ни все прошлое полностью. На самом деле я вовсе ничего тебе не показываю. Я лишь помогаю тебе увидеть, как неизреченные силы раздвигают завесу. Не хочешь ли поискать в минувшем ключа к тому, что происходит сегодня?

— Хочу! — Конан вновь сел.

И опять заклубился зеленый дым. Снова замелькали видения. На сей раз королю оставалось только гадать, какое отношение они имели к происходившему. Он увидел громадные, вздымающиеся черные стены и окутанные тенями пьедесталы, на которых громоздились отвратительные изваяния звероголовых богов. В тенях двигались люди — жилистые, смуглокожие люди в набедренных повязках из красного шелка. Они уносили в гигантские черные коридоры зеленый нефритовый саркофаг. Но пока киммериец размышлял о смысле увиденного, картина переменилась. Перед Конаном предстала пещера — обитель мрака, логово безымянного ужаса. На алтаре, вытесанном из черного камня, стоял странной формы золотой сосуд, сработанный в виде раковины морского гребешка. Конан видел, как проникли в пещеру люди — такие же смуглые и жилистые, как и те, которые несли саркофаг. Они схватили сосуд… и тотчас кругом них заклубились тени,— Конан не мог с уверенностью сказать, что там произошло. Он успел только разглядеть в вихре тьмы некое сияние; источник сияния показался ему комком живого огня.

А потом дым стал всего лишь обычным дымом, он поднимался с тамарисковых поленьев, рдея и становясь прозрачным.

— Но что означает все это? — спросил Конан недоуменно,— При чем здесь заморийские воры, крадущиеся переходами стигийского подземного храма Сета? И эта пещера — сколько ни странствовал я по свету, ни о чем похожем не слышал. Я видел какие-то разрозненные обрывки, которые мало что значат сами по себе. Но раз уж ты смогла мне их показать, почему ты не можешь приоткрыть мне будущее?

Зелата долго молчала, ворошила угли.

— Эти вещи подчинены непреложным законам,— сказала она наконец.— Я не могу тебе объяснить. Я и сама не вполне понимаю, а ведь я бессчетные годы училась мудрости в тишине горных вершин. Если бы я могла, то спасла бы тебя, но этого мне не дано. У последней черты человек должен сам трудиться ради своего спасения. Возможно, однако, мне что-нибудь откроется в сновидении и утром я смогу подсказать тебе ключ к тайне.

— К какой тайне? — спросил Конан.

— К той, что противостоит тебе и уже лишила тебя королевства,— ответила она.

Потом Зелата расстелила овчину на полу перед очагом:

— Спи!