Когда черный человек скрылся, Конан спрыгнул со стены, едва не сломав ноги, поднялся и осторожно прошел через арку в соседний двор. Оттуда, прижавшись к стене, он следил, как великан вносит свою сопротивляющуюся пленницу во двор с колодцем. С такого расстояния Конан хорошо разглядел облик черного человека. Действительно, симметрия его черт была безупречна. Под кожей цвета эбенового дерева перекатывались громадные мышцы, и Конан нисколько не сомневался: великан способен голыми руками разорвать на части обычного человека, учитывая и другое мощное оружие — ногти на пальцах рук, длинные и толстые, словно когти хищного зверя. Лицо напоминало маску из черного дерева, в темно-карих глазах мерцало, переливалось золото, и ничего человеческого не было в этом лице, каждая его черточка казалась клеймом зла — глубинного, адского, превосходящего любое человеческое зло. Нет, это существо не было, просто не могло быть человеком, отродье ада, воплощенное богохульство, противоречащее самой жизни; насмешка над естественными законами, глумление над миром.
Великан грубо бросил Санчу на траву. Девушка лежала вниз лицом, плача от ужаса и боли. Черный человек осмотрелся с таким видом, будто его что-то обеспокоило, и вдруг застыл. Его зрачки расширились — он заметил сброшенные с выступов статуэтки. Но колебался он недолго. Наклонился, взял пленницу за шею и ноги, перевернул вниз головой и решительно зашагал к зеленому колодцу.
Конан бесшумно пробежал через арку и, словно ветер смерти, помчался к нему через двор. Великан то ли заслышал, то ли почуял его приближение. Он обернулся к бронзовокожему человеку, темно-карие глаза вспыхнули. Нападение застигло его врасплох. Он даже ослабил на миг жестокую хватку, и Санче удалось вырваться из его рук. Она снова упала на траву, к ней вновь устремились чудовищные когти, но Конан проскользнул под ними и вонзил клинок в низ обнаженного черного живота.
Обливаясь кровью, черный человек рухнул как подкошенный, и в следующее мгновение Санча вцепилась в Конана изо всех сил. Все ее тело содрогалось от рыданий — слишком глубокими потрясениями были для нее как пережитый ужас, так и внезапное избавление.
Конан выругался и стряхнул ее с себя — нашла время лезть с объятиями! Впрочем, его враг уже испустил дух: темно-карие глаза остекленели, мышцы громадного черного тела больше не трепетали в конвульсиях.
— Ах, Конан! — всхлипывала Санча, снова прижавшись к киммерийцу.— Что будет с нами? Кто эти страшилища? О, я поняла: мы с тобой попали в Преисподнюю, и эта черная тварь — демон!
— Коли так, Преисподней теперь нужен новый демон,— по-волчьи оскалился барахский пират.— Но ты-то как ухитрилась попасть ему в лапы? Я видел, как эти твари уходили к берегу. Они захватили судно?
— Не знаю.— Девушка хотела подолом платья вытереть слезы и лишь теперь вспомнила, что на ней совсем нет одежды.— Я вплавь добралась до берега. Я видела, как ты ушел вслед за Запораво, и отправилась следом за вами. Я наткнулась на Запораво… Это ты его убил?
— А то кто же? — проворчал Конан.— И что было дальше?
— Я заметила среди деревьев какое-то шевеление.— Девушку вновь бросило в дрожь.— Подумала, это ты, звала тебя. А после… увидела эту черную тварь, она сидела на ветке, как обезьяна, и злобно таращилась на меня. Это было как в кошмарном сне! Со мною что-то случилось, я не могла бежать, даже шевельнуться не могла, только кричать… А потом демон спрыгнул и схватил меня.— Девушка еще раз всхлипнула и закрыла лицо ладонями, не в силах вынести даже воспоминаний о пережитом ужасе.
— Ладно, хватит тебе причитать, пора убираться отсюда,— проворчал Конан, взяв Санчу за руку.— Идем, идем, надо еще наших предупредить…
— Почти все матросы спали на берегу, когда я пошла в глубь острова,— вспомнила девушка.
— Что? Спали? — рассердился киммериец.— Проклятье! Разрази меня Кром, если это не пахнет бедой!
— Постой! Ты слышал? — Бледная как полотно девушка обмерла; она казалась воплощением страха.
— Еще бы не слышать,— буркнул Конан.— Это был громкий стон. Жди меня здесь!
Конан снова взобрался по выступам, глянул на луг и в замысловатом пиратском ругательстве излил такую ярость, что Санча даже ахнула. Черные люди возвращались, причем с добычей. Каждый нес человека, а кое-кто даже двух. Конан оказался прав: дорого стоил безмятежный сон вольным морякам. Теперь они, точно тряпичные куклы, висели в руках великанов, и если бы не слабые движения их конечностей, если бы не судороги их тел, киммериец бы решил, что их уже убили. Пираты были без оружия, но не связаны. Черный великан нес охапку мечей в ножнах, точно вязанку хвороста. Время от времени кто-нибудь из пленников испускал слабый крик — так пьяница вскрикивает в дурном сне.