Конан (сборник)

— Мы возвращаемся с ранеными в Корхемиш. С нами пойдет малый отряд гвардии. Ты же на рассвете двинешься к аквилонской границе и начнешь штурм Шамара. Офицеры по дороге доставят тебе фураж, а мы присоединимся с подкреплением при первой возможности.

Было сделано так, как сказал Страбон: армия разбила лагерь недалеко от поля боя, в ожидании рассвета, а оба короля и маг, более могущественный, чем любой властелин, направились под звездным небом к столице Страбона, окруженные дворцовой гвардией в золотых доспехах; за ними тянулась бесконечная вереница колесниц, везущих раненых. На одной из них в цепях лежал Конан, король Аквилонии, и душу его разрывала дикая горечь пойманного тигра, переживающего боль поражения.

Яд, парализовавший могучее тело, не затмил разума. Колесница подпрыгивала на ухабах, а Конан все вспоминал, восстанавливая в памяти причины сегодняшнего разгрома.

Несколько дней назад Амальрик прислал к нему гонца с просьбой о помощи против Страбона, который, как говорилось в послании, грабил восточные провинции Офира, лежавшие между границей Аквилонии и королевством Кофт. Амальрик просил всего тысячу воинов, но во главе с самим Конаном, для придания отваги офирским полкам. В великодушии своем Конан взял пять тысяч — в пять раз больше, чем просил предатель Амальрик.

И, ничего не заподозрив, король Аквилонии перешел границу и встал против «врагов», тайно заключивших союз.

«А всетаки боялись, — подумал Конан. — Боялись… Против пяти тысяч

— две армии! Боялись…»

Багровый туман поплыл перед его глазами, жилы вздулись, и пульс бешено заколотился в висках. За всю свою жизнь он не испытывал более яростной и одновременно бессильной злобы. Глазами воображения читал он книгу своей жизни — страницы менялись, подобно причудливому калейдоскопу: варвар, одетый в шкуры, наемник в рогатом шлеме, корсар на галере с носом в форме головы дракона, оставляющей за собой кровь и пепелища вдоль всего южного побережья; капитан гвардии в блестящих доспехах, на великолепном вороном коне, король, восседающий на золотом троне, над которым развевался штандарт с желтым львом, а у подножья теснились коленопреклоненные придворные и благородные дамы…

Но толчки подпрыгивающей на ухабах колесницы вернули его к реальности

— реальности предательства Амальрика и магии Тсотхаланти. И единственным удовлетворением для него были стоны раненых, наполнявшие короля чувством злобной радости.

Незадолго до полуночи они достигли границ Офира, а на рассвете на горизонте возникли крыши и высокие башни Корхемиша, окрашенные в розовый цвет лучами восходящего светила. Над городом нависала багряная цитадель — обитель Тсотхаланти, построенная на холме со слишком крутыми склонами, чтобы на них можно было взобраться. К цитадели вела лишь одна узкая дорога, выложенная мрамором и перекрытая тяжелыми железными воротами. Со стен крепости открывался чудесный вид на просторные, светлые улицы города, храмы, минареты, резиденции вельмож и ряды магазинов на торговых площадях. Можно было видеть королевские дворцы, расположенные среди великолепных садов; тихо журчали искусственные ручьи, а непрерывно бьющие фонтаны создавали облачка серебристого тумана. И над всем этим величием возвышалась цитадель — горным кондором, склонившимся над своей жертвой, погруженным в мрачную медитацию.

Ворота между башнями внешней стены отворились, и король Страбон въехал в столицу, окруженный блестящим эскортом гвардейцев. Пятьдесят фанфар прогремели приветственным салютом. Но толпы людей не выбежали на белый мрамор улиц, чтобы бросить букеты роз под копыта королевского коня. Страбон опередил весть о победе, и люди, оторвавшиеся от будничных дел, смотрели на небольшой отряд Страбона в недоумении, не ведая, победу или поражение означает неожиданный приезд. Жизнь медленно стала возвращаться в тело Конана, и он приподнял голову с пола колесницы, чтобы посмотреть на чудеса города, по справедливости носящего прозвище Королевы Юга. Некогда он мечтал въехать в эти украшенные золотом ворота во главе своих полков, с развевающимся над ними знаменем Аквилонии. И вместо победоносного шествия он лежал теперь на грязном полу вражеской колесницы, как пойманный беглый невольник, обезоруженный, опутанный цепями.

Волна издевки над самим собой затопила бешенство, и для солдатвозниц горький смех Конана прозвучал рычанием разъяренного хищника.

2

В цитадели, в комнате с высоким сводчатым потолком из резного гранита и ажурными колоннами — в этой комнате происходила необычная беседа. Конан Аквилонский стоял перед своими победителями. Кровь сочилась из его открывшихся ран. С каждой стороны возле него стояла дюжина чернокожих гигантов, вооруженных топорами на длинных рукоятках.

Перед Конаном замер неподвижный Тсотха. За ним, на бархате покрывал, возлежали Амальрик и Страбон, одетые в шелка и увешанные драгоценностями. Рядом с королями склонялся молодой обнаженный невольник, по мере потребности наполнявший вином кубки из резного сапфира.