Конан-варвар. Алая цитадель

За разговором Конан не забывал орудовать топором. У самого края тропы он срубил пару молоденьких деревцев, каждое длиной футов десять, и несколькими ударами очистил их от веток. Затем отсек кусок дикой лозы, змеей вытянувшейся среди кустарника, и, обвязав ею одну жердь в паре футов от края, обмотал вокруг другой — и так, перекидывая с жерди на жердь, в несколько минут соорудил грубые, но прочные носилки.

— Уж я позабочусь, чтобы тварь не добралась до головы Тиберия, — прорычал он. — Отнесем тело в крепость. Это не больше трех миль. Мы с толстяком всегда недолюбливали друг друга, но я не допущу, чтобы проклятые пикты проделывали всякие гадости с головами белых людей.

К слову сказать, сами пикты хотя и были смуглокожи, но принадлежали к той же белой расе, однако жители пограничья никогда не считали их за белых.

Конан бесцеремонно бросил на носилки труп бедняги купца, Балтус взялся за один конец, варвар — за другой, и оба быстрым шагом заторопились к крепости. С увесистой ношей Конан шагал так же бесшумно, как если бы крался налегке. Завязав ремень купца петлей, он затянул ею обе жерди и сейчас в одной руке нес носилки, в то время как другая сжимала обнаженный меч. Его пытливый взгляд без устали обшаривал мрачные зеленые стены по обе стороны тропы. Тени сгущались. Голубоватый туман скрадывал очертания кустов и деревьев. Лес наполняли сумерки, и с ними словно пробуждались от спячки обитавшие под его покровом таинственные, неведомые создания.

Они отшагали уже больше мили, и крепкие мышцы на руках Балтуса начинали побаливать, как вдруг из чащи леса донесся отчаянный крик.

Конан вздрогнул всем телом, а Балтус от неожиданности едва не выронил носилки.

— Это женщина! — воскликнул он. — Великий Митра, это был голос женщины!

— Просто жена какого-нибудь поселенца заблудилась в лесу, — проворчал Конан, опуская носилки. — Может быть, искала корову, ну и… Подожди меня здесь, — и, словно волк на охоте, он скользнул в стену зарослей.

У Балтуса волосы встали дыбом.

— Ждать одному в компании с трупом, когда в лесу рыщет эта тварь?! — воскликнул он. — Нет уж, я с тобой!

И, недолго думая, он нырнул вслед за киммерийцем. Конан бросил на него взгляд через плечо, однако возражать не стал, но и не сбавил шага, чтобы подстроиться под своего товарища. Балтус только напрасно сбивал дыхание, кляня на чем свет стоит легкую поступь варвара, — тот, будто призрак, уходил все дальше, неясной тенью мелькая среди деревьев. И вдруг Конан очутился на сумрачной прогалине; он остановился, сразу весь подобравшись, — зубы оскалены, меч на изготовку.

— Чего стоим? — тяжело дыша, подкатился Балтус; он помотал головой, стряхивая с лица капли пота, в правой руке он сжимал рукоять короткого меча.

— Крик шел с прогалины или откуда-то неподалеку, — ответил Конан. — Я всегда точно определяю источник звука, даже в лесу. Но где же тогда…

Внезапно крик повторился уже у них за спиной, со стороны тропы. Жалобный и пронзительный, он звучал все тоньше — крик женщины, зажатой в тисках смертельного ужаса, — и вдруг оборвался, сменившись оглушительным издевательским хохотом, который мог вырваться не иначе как из пасти мерзкого чудовища — порождения Тьмы.

— О милосердный Митра… — Мертвенно-бледное лицо Балтуса матовым пятном маячило в сумерках.

Страшно выругавшись, Конан метнулся обратно сквозь заросли; аквилонец, спотыкаясь, ничего не соображая, побежал следом. На полпути, полуослепший, он налетел на вдруг остановившегося киммерийца и отскочил от него, как от железной статуи. Хватая воздух, Балтус услышал свистящее дыхание, прорывавшееся сквозь стиснутые зубы варвара. Тот словно застыл, впившись взглядом в темноту.

Аквилонец выглянул из-за плеча киммерийца — и волосы зашевелились у него на голове. В кустах, плотной стеной подступавших к тропе, что-то двигалось — не летело, не ступало ногами, скорее ползло, как змея. Но это была не змея. Сумерки скрадывали очертания, но было видно, что существо выше человеческого роста и не слишком крупное. От него исходило призрачное свечение, похожее на слабое голубое пламя. Собственно, только это свечение и можно было различить — словно пламя, приняв некую расплывчатую форму, двигалось по мрачному лесу к какой-то заданной цели.

Конан с проклятием метнул топор. Но существо, как будто не замечая, скользило дальше. Они наблюдали его всего несколько мгновений — высокое, неопределенных очертаний, точно сгусток призрачного пламени, плывущего среди кустарника. Затем оно скрылось из глаз, и в лесу вновь установилась мертвая тишина.

Издав приглушенное рычание, Конан ринулся сквозь сплетения зарослей к тропе. Пробираясь за ним, Балтус отметил про себя, что на этот раз проклятия варвара гораздо изощреннее и идут от души. Наконец он увидел киммерийца, стоявшего над носилками с телом Тиберия. Головы у тела больше не было.

— Тварь одурачила нас! — бушевал Конан, в ярости размахивая над головой мечом. — И я-то хорош! Попался как последний дурак! Теперь Зогар украсит свой алтарь последней из пяти голов!