По-прежнему держа свою жертву за горло — ибо человек способен громко орать и без языка. — Конан протащил его между темными кипарисами и свободной рукой распахнул окованную железом дверь во внешней стене. Там, словно стервятники, дожидались три черные сутулые тени… Конан швырнул хозяина таверны прямо в их жадные руки.
В этот момент замбулиец смог наконец закричать, и он закричал, издав жуткий захлебывающийся вопль… Из таверны никто не откликнулся. Здешний народ был привычен к ночным крикам из-за стены. Арам Бакш отбивался с упорством обреченного, взгляд выпученных глаз все искал лицо киммерийца, но Конан был далек от жалости и милосердия. Он думал о десятках несчастных, павших жертвами гнусной жадности этого человека. Ужасная судьба, предстоявшая Араму Бакшу, была ему воистину поделом!..
Обрадованные людоеды уже тащили его по дороге, на все лады передразнивая его бессвязные вопли. Могли ли они признать своего друга Арама Бакша в полуголом, растерзанном, окровавленном, неспособном внятно говорить человеке со срезанной под корень бородой?..
Конан стоял возле двери и слушал, как затихали вдалеке звуки неравной борьбы…
Когда все смолкло, он вернулся к своему жеребцу, сел в седло и поехал на запад, в сторону открытой пустыни. Вереницу пальмовых рощиц он миновал далеко стороной…
Отдалившись от города, Конан сунул руку за пояс и вытащил кольцо с дорогим самоцветом, неожиданно ярко сверкнувшим под звездами. Казалось, камень вбирал слабый свет и выбрасывал его чередой крохотных радужных вспышек. Конан повертел кольцо так и этак, любуясь игрой камня и заодно слушая, как в мешочке у седла негромко звякало золото. Деньги к деньгам! Не иначе, это звяканье сулило ему новые богатства!
— Сказал бы ей кто, что я с первого взгляда узнал и ее, и Джунгир Хана, — пробормотал киммериец задумчиво. — И мне ли было не признать Звезду Хоралы!.. Вот сцена будет, если девчонка смекнет, что я стянул брюлик с пальца ее разлюбезного, когда руки ему вязал… А впрочем, им меня все равно не поймать — я к тому времени далековато уеду!..
И он последний раз оглянулся на рощи тенистых пальм, где среди стволов уже разгоралось багровое зарево. Оттуда в ночи разносилось пение, полное дикарского восторга. И, почти заглушаемый этим пением, несся отчаянный, лишенный слов крик…
Конан ехал на запад, и звезды постепенно бледнели над его головой.