Конан, варвар из Киммерии

Конана приковали к кольцу, вделанному в каменную стену. Над его головой поместили факел, и Конан оказался в полукруге рассеянного света. Негры поспешили уйти, опасливо вглядываясь в темноту. Тзота отпустил их знаком, и они выскочили в коридор, будто боялись, что кто-то нападет на них из темноты. Тзота смотрел на Конана, глаза его светились в темноте, зубы скалились, словно волчьи клыки.

— До свиданья, варвар, — сказал он насмешливо. — Мне надо ехать в Шамар, принять участие в осаде. Через два дня я со своими воинами буду в твоем дворце! Что передать от тебя твоим женщинам, прежде чем с них сдерут их красивую кожу? Знаешь, зачем она мне? Чтобы записывать победы Тзоты-Ланти!

Конан ответил страшным киммерийским ругательством, которое могло бы пробить барабанные перепонки всякому нормальному человеку, но Тзота только усмехнулся и вышел. Мелькнул его силуэт сквозь толстые брусья, когда он запирал решетку, потом лязгнула тяжелая железная дверь, и в полной тьме воцарилась мертвая тишина.

3

Конан ощупал кольцо в стене и натянул цепи, державшие его на кольце. Руки были свободны, но он знал, что даже с его удивительной силой он не сможет разорвать ни одного звена.

Они были толщиной с его палец, конец цепи прикреплен к массивному железному обручу, стянувшему поясницу. Человек послабее Конана мог бы умереть от одного только веса этих оков. Запоры и замки невозможно разбить даже молотом. Кольцо проходит через всю стену и зажимается с другой стороны. За кругом света полная мгла. Страшно…

Все суеверные страхи варвара, спавшие в душе, прикрытые логикой цивилизации, стали теперь просыпаться. Примитивное воображение населяло подземелье чудовищными формами жизни. Разум говорил Конану, что его заперли не как обычного пленника, и оберегать не собираются. Он брошен в этот каменный мешок, чтобы здесь умереть. Он проклинал себя за то, что отказался от предложения победителей, однако его упрямое мужество восставало, и он знал, что и сейчас его ответ был бы тем же. Никому он не продаст своих подданных. Он думал только о себе, когда овладел троном, но теперь он в ответе за свой народ.

Конан вспомнил об отвратительной угрозе Тзоты и застонал от ярости.

Это не просто болтовня! Люди значат для мага не больше., чем насекомые. Нежные руки, ласкавшие Конана, губы, прижимавшиеся к его губам, груди, дрожавшие под его страстными поцелуями… И со всех этих девушек сдерут их нежную кожу, белую, как слоновая кость, розовую, словно лепестки цветка… Из горла Конана вырвалось такое рычание, что если бы кто-нибудь услышал его, он не поверил бы, что это рычит человек.

Дрожащее эхо напомнило ему о его положении. Конан испуганно вглядывался в тени и вспоминал рассказы о жестокости Тзоты. По его телу пробежала дрожь, когда он понял, что находится в тех самых легендарных Залах Ужаса, о которых говорили только шепотом — о туннелях и тайниках, где Тзота производил опыты над людьми и животными и, как говорили, даже над демонами. Ходили слухи, что Генальдо, сумасшедший поэт, посещал эти каменные мешки по приглашению мага и видел то, на что потом намекал в поэме: «Песни подземелья». Говорили, что намеки эти — отнюдь не плод больного мозга. Мозг этот разлетелся однажды под ударом топора Конана в тот день, когда Конан защищался против убийц, хитростью введенных во дворец безумным поэтом. Но слова мрачной поэмы запомнились навсегда и теперь заставляли дрожать плененного короля.

Внезапно киммериец услышал легкий шелест и насторожился, предчувствуя леденящую кровь опасность. Что-то, шурша, скользило по камню. Холодный пот выступил на лбу Конана, когда в круге бледного света он увидел нечто неопределенное, но колоссальное и устрашающее. Создание выпрямилось, слегка покачиваясь, в темноте блеснули желтые глаза. Мерзкая треугольная голова появилась перед его вытаращенными от ужаса глазами, из тени возникли чешуйчатые кольца невиданных размеров рептилии.