Кондор. Дилогия (СИ)

– Все твари в этом лесу – потенциальные солдаты «Хормы». Меня больше интересует, что означает это нападение, – сказал Мирт, перезаряжая фиблопульсар. – Это тот самый «запрограммированный» солдат, или Нохт не справился и на нас снова объявлена тотальная охота.

– Не стоит исключать и то, что это просто голодный хищник, решивший поохотиться, – предположил Зоил, хотя даже он сам с трудом верил в то, что говорил.

– Очень надеюсь, что ты прав. Хотя сильно сомневаюсь, что на территории «Улья» еще сохранились дикие животные. «Хорма» наверняка давно вычистила территорию, – сказал Кондор скептическим тоном.

– Вполне с тобой согласен, – поддержал его Мирт, разворачивая перед собой призрачную голограмму карты местности и пытаясь определить, где они находятся и куда им двигаться дальше. – Не знаю, что это была за тварь, но не думаю, что нам стоит задерживаться здесь надолго. Чем быстрее мы достигнем трансмеризатора, тем больше у нас шансов выбраться из этой передряги живыми. Нужно поторапливаться…

Неизвестно, договорил ли он то, что хотел сказать, или его прервали на середине – спрашивать было просто некогда. Внезапно земля рядом с измятым внедорожником вздыбилась, затем резко просела, и на поверхности, раскидывая обломки корней и комья глины, появилась еще одна гусеница-гигант. А следом за ней еще одна!

– Давайте поторопимся… – прошептал Кондор.

– Бежим! – закричала Шарот и, схватив за рукав защитного костюма Мирта, поволокла его за собой. Следом ринулись Зоил и Кондор. Сражаться было бессмысленно. Силы были слишком неравными. И все же Мирт, ловко вывернувшись из рук девушки, задержался на секунду и выпустил в тварей еще один заряд, разжигая очередной костер холодного пламени.

Взрыв не причинил тварям существенного вреда, но заставил их отпрянуть, задерживая на какое-то время и давая беглецам небольшую фору. Когда гигантские гусеницы опомнились, было уже поздно – они оказались слишком нерасторопными, чтобы броситься вдогонку за уже исчезнувшими из поля зрения ликвидаторами. Да и программа, заложенная в них «Хормой», предписывала всего лишь задержать внедорожник и его пассажиров, по возможности уничтожив на месте, а не преследовать их по джунглям. И новых приказов от «Хормы» благодаря стараниям Нохта, не поступало. Покрутившись немного возле своего погибшего собрата и решив, что свою работу они выполнили, гусеницы торопливо скрылись под землей.

Ликвидаторы между тем бежали не останавливаясь. Продираясь сквозь заросли древовидного папоротника и низенького, но на редкость колючего и цепкого кустарника, ковром устилавшего землю, они двигались к своей цели – трансмеризационной установке лиярян.

ГЛАВА 28

В гуальве было очень тихо. Единственным, что слышал Нохт, было его собственное прерывистое дыхание. Да еще стук сердца, с бешеной скоростью перегоняющего кровь по артериям. Организм Нохта работал на пределе возможного. И неудивительно – непросто, ох как непросто пытаться бороться с сущностью, в десятки, а то и сотни раз превосходящей тебя силой. Когда Нохт решился на это, он знал, что будет тяжело. Но он не ожидал – насколько. До «Ночи хаоса» он проходил специальный курс подготовки псикорректоров, у него действительно был неплохой потенциал, но своим новым знакомым он солгал. Вернее, не совсем солгал, а просто скрыл кое-что, попросив и Миалу, знающую гораздо больше о нем, ничего не рассказывать. Он был строителем, простым строителем. Он знал, как правильно положить фундамент, как укрепить стены, подобрать необходимые для этого материалы и заставить рабочие вильвы усердно трудиться на благо общества. Он мог управлять сразу десятками вильв различных видов, а особое чувство вкуса, привитое с детства, подсказывало ему, как сделать здание не только прочным, но и красивым. Биотехнологии позволяли по-настоящему творить. Быть не только строителем, но и художником. Куда там людям с их бетоном и сталью. Видели бы они города сибитов до того как их разрушили немыслимые аномалии слившихся воедино миров. У Нохта было многообещающее будущее. Но все закончилось в одночасье. Величайшая цивилизация канула в небытие, а он, возможно, остался одним из ее последних представителей. И надолго ли, он не знал.