Кондотьер

– В вашей, Генрих, – Бекмуратов ответил спокойно и взглядом не дрогнул, но Натали видела – ответ дался ему не так просто, как могло показаться, да и сам Бекмуратов к идее «командной игры» привыкнуть еще не успел.

«Это же какой у Людвига должен быть лютый компромат, чтобы жандармский генерал вот так, с ходу, отступного сыграл?!»

Однако слова прозвучали, и для большинства присутствующих они не предвещали ничего хорошего. На Ларису Антоновну и Маргариту даже смотреть было жалко.

«Сильный ход!»

– Так вот, Федор, я твой донос читал и объяснительное письмо военному министру тоже. Читал показания. Одиннадцать страниц, где и правда наличествует, чего уж там, но лжи куда больше. Что касается тебя, Лара, твои эпистолярные упражнения я прочел с большим интересом и не без удовольствия. Мазохизм, конечно, но из песни слова не выкинешь. Ты женщина талантливая, что есть, то есть! Слог, стиль, содержание…

– Ну и что? – Лариса Антоновна взяла себя в руки куда быстрее своего мужа, пусть он и генерал от инфантерии. – В газетах распечатаешь, какая я тварь подколодная? В суд подашь?

– Подам, – кивнул Генрих, – но не за доносы, а за воровство.

– Что? – эту реплику подала Ольга, что было более чем странно при ее-то подготовке.

– Людвиг, будь добр, зачитай, пожалуйста, показания госпожи Пяст.

– Как прикажешь, командир… – И Людвиг поднял со стола кожаную папку с бумагами.

– Не надо! – остановил его Берг, едва Шустер успел открыть папку. Похоже, Федор Игнатьевич со слабостью справился и готов был «соответствовать». – Давай, Генрих, не будем входить в подробности. Верю, что у тебя все запротоколировано, как следует. В конце концов, ты в своем праве «Мне отмщение, и аз воздам», не так ли? В чем конкретно ты меня обвиняешь?

– Не тебя одного, Федя, а вас с Ларисой вместе… – Не разрывая зрительный контакт, Генрих отступил на пару шагов назад и присел на край столешницы. – Цугом… Впрочем, изволь. Пункт первый, он же главный. Хищение одиннадцати полотен из собрания великой княгини Полоцкой. Тут наличествуют параграфы и пункты Уголовного уложения, трактующие преступления против членов правящей династии, нарушения прав собственности и брачного права, а также пункт о хищении в особо крупных размерах. Рембрандт, Хальс, Дюрер, Эль Греко… Стоимость похищенного – семь миллионов золотых рублей при самой поверхностной оценке…

«Дюрер? Коллекция великой княгини Полоцкой? Господи, да это же, верно, «Эссе хомо»[64] и «Портрет императора Максимилиана»!»

– Картины будут возвращены в течение трех дней. Слово офицера! Куда прикажешь доставить, в Ольгердов кром или в Казареево подворье?

– В Ольгердов кром, – кивнул Генрих. – И добавь к ним, пожалуйста, мой портрет работы Зинаиды Серебряковой.

– Генрих! – протестующе вскинул перед собой руки генерал Берг. – Это совершенно невозможно! Портрет пропал еще тогда! При обыске…

– Он, Федя, пропал в гардеробную твоей жены. Стоит в шкафу за платьями. Ведь так, Ольга Федоровна?

– Ты получишь его назад, – голос Ларисы Антоновны не дрогнул, однако в глазах плавало безумие. До нее начинало доходить, в какое дерьмо окунал их с Федором Игнатьевичем Генрих.

«Бедный, Федор Игнатьевич… Уж лучше бы я вас из чего-нибудь огнестрельного! Всяко лучше, чем это унижение!»

– Есть еще фамильные драгоценности Степняк-Казареевых… – голос Генриха звучал холодновато-нейтрально, но его слова…

– Господи, Генрих! – лицо Ларисы Антоновны пошло пятнами. – Я же была твоей женой, ты мне их подарил!

– Разве? – повернул голову Генрих. – Я дарил тебе другие драгоценности, Лариса, и они, разумеется, принадлежат тебе. Я подарки никогда назад не забираю. Но, видишь ли, вопрос вовсе не во мне. Просто фамильные драгоценности передаются третьим лицам лишь в двух случаях: или с купчей, или с дарственной, заверенной нотариусом. В обычном случае – кто бы это ни был, жена, дочь или сестра – ими пользуются, но не владеют. Таков закон, и его никто не отменял. Другое дело, если бы я сгинул на каторге. Никто бы, верно, этот вопрос поднимать не стал и драгоценности остались бы у тебя. А там, глядишь, и закон бы отменили. Республика… Но я жив, как видишь, и я вернулся, да и с республикой пока не срослось. Людвиг, будь добр, зачитай нам пункты обвинения…

– Не надо! – прервал Генриха Берг. – Я все понял, Генрих. Повторяю, ты в своем праве. Чего ты хочешь?

– Прежде всего, я хочу получить принадлежащие мне по праву главы рода Степняк-Казареевых фамильные драгоценности. Все, по описи, хранящейся у адвоката моего отца.

– Хорошо, – кивнул Берг и посмотрел на жену, – Лариса, как быстро ты сможешь возвратить эти вещи Генриху?

– Федор, но… – казалось, Лариса Антоновна задыхается. Впрочем, возможно, так все и обстояло.