Кондотьер

Натали все еще стояла на паперти, целая и невредимая. И Генрих смотрел на нее, озабоченно хмуря брови.

– Я…

И в этот момент раздался крик.

– Император! – кричал мужчина. – Господи! Император убит!

Эпилог Фламенко

Садились в снегопад. Рискованно, конечно, но не сидеть же сиднем в Нижнем Новгороде! Генрих решил, не стоит. Спросил пилота прямо:

– Дмитрий Евсеевич, как смотришь, долетим или гробанемся?

– Зависит… – пыхнул трубочкой-носогрейкой полковник Горевой. – Но, если не терпится, полетели. Меня в Новогрудке молодуха ждет, так что…

– Меня тоже, – решил Генрих. – Вылетаем!

Взлетали при ясной погоде. В Приитилье третий день кряду стояла «сухая, но холодная весна». Накануне только дождик прошел, но и тот выглядел несерьезно, как загулявшая гимназистка. А вот в Новогрудке все оказалось из рук вон плохо. Снег, ветер и видимость, упавшая до минимума. Так что садились по приборам и при включенных аэродромных прожекторах. Машину трясло, как в лихорадке, и единственное, что видел Генрих за иллюминаторами, – сплошной хаос из черных и белых искр.

«Абстракционизм, вашу…! – подумал он в гневе, но гнев, как известно, плохой советчик. – И ведь не в первый раз…» – вздохнул он мысленно, успев притормозить буквально в последний момент едва не рванувшие, ко всем чертям, нервы.

Следовало признать, с тех пор, как в его внутреннем пространстве обосновалась баронесса Цеге фон Мантейфель, Генрих впадал в гнев чаще, чем хотелось, и с большей легкостью, чем он мог себе позволить.

Между тем все закончилось довольно быстро и без драматических последствий. Глиссада с перегрузками и вибрацией, тугой удар шасси о бетон, стремительная, но быстро сходящая на нет пробежка. А потом самолет дернулся в последний раз и застыл на месте. Сержант ВВС распахнул люк, и Генрих вышел на трап. Порыв ветра бросил в лицо горсть сухого снега. С силой, с чувством, словно оплеуху влепил.

«Чертовски своевременно! – признал Генрих. – Пощечины имеют свойство отрезвлять даже самые горячие головы, а уж как истерику снимают…»

Возможно, бог услышал Генриха, его «отрезвило» едва ли не с дюжину раз, пока добирался до огромного черного как ночь «Боярина» – нового автомобиля представительского класса заводов Кокарева и Ершова, подкатившего прямо к трапу.

– Какие новости? – Генрих принял из рук Людвига стопку водки и стакан в подстаканнике. Свежезаваренный чай источал тепло, над ним поднимался ароматный пар. Генрих вдохнул запахи далеких гор и откинулся на чуть поскрипывающую кожаную спинку.

– Император возвращается из Петрограда сегодня ночью, – доложил Людвиг, он хорошо представлял себе, что именно интересует «командира», как и то, о чем Генрих не мог узнать во время перелета по радио. – Предполагалось лететь самолетом, но погода не позволяет. Поэтому едут поездом.

«Лететь самолетом, – повторил Генрих мысленно. – Ну, надо же! А на чем еще предлагается летать? На метлах или воздушном шаре?»

Он выпил водку и, поставив стакан на полку сбоку от своего места, закурил.

«Вообще-то, можно еще дирижаблем или геликоптером… Да-с, батенька, опять вы торопитесь с выводами…»

– Что слышно о княгине Анастасии?

– Анастасия Романовна все еще находится в Киеве.

– Не загостилась?

– Полагаю, что пока «время терпит», но с возвращением, действительно, не стоит затягивать.

– Хорошо, – решил Генрих, обдумав ситуацию. – Ты прав, Людвиг. Спасибо. Я попрошу государя связаться с матерью и попросить ее вернуться в столицу.

«И в самом деле, хорошенького понемногу! Ася должна понимать, что по статусу ей нынче следует быть рядом с сыном, а не в загулы ударяться… Киев… Амелия Кнобенау… Это же надо еще додуматься!»

– Это мы где?

– Столбы проехали…

– Значит, Столбы… – Генрих ощутил всю унизительность своих обстоятельств, но тянуть и далее было выше его сил. – Как поживает Наталья Викторовна?

– Командир… – Разумеется, Людвиг вполне осознавал всю неловкость ситуации и щекотливость своего положения. Генрих был ему, как отец. И в любом случае, командир. Военный начальник, то есть, первый после Бога, но в Бога Людвиг не верил, и, значит, Генрих для него «и царь, и бог, и герой», и все в одной персоне. Видеть же слабость своего героя – непростое испытание даже для самых крепких людей. Для них, возможно, даже большее, чем для простых смертных.

– Командир, – сказал Людвиг мягко, но с явственно различимой нотой решимости, – вы приказали снять наблюдение.

«А что мне оставалось?»

– Я помню, – кивнул Генрих. – Переходи к сути.

– Я не знаю, командир, куда она уходит и зачем, но Наталья Викторовна исчезает из поля зрения охраны каждый день. Иногда ночью. Пару раз возвращалась потрепанная, один раз с разбитым носом. По всем признакам ходит с оружием. Попросила достать ей кое-что специфическое. «Кольт Питон» с шестидюймовым стволом, пистолет-пулемет «Узи» и глушитель к браунингу FM. Я приказал не препятствовать…

– Все верно, – согласился Генрих с очевидным. – Пусть лучше мы, чем кто-нибудь другой. Что-то еще?