Кондотьер

А ведь он дорожил этим замыслом. Ему казалось, что на кону будущее. «Кондотьер» словно был для него испытанием на право вступления в цех, хотя уже тогда, в двадцать четыре года (совсем юным), он упрямо провозглашал себя писателем, верил в свой дар, не желал мириться ни с какой другой социальной ролью.

Увидеть свое произведение опубликованным означало для него, что его жизненная программа одобрена, а его амбиции обоснованы. Ставка была серьезной.

Ноябрь 1960-го. Жорж и Полетт Перек уже несколько недель в Сфаксе (год, проведенный в Тунисе, переместится с небольшими изменениями, в «Вещи»). От Ламбрикса («Галлимар») приходит отрицательный ответ.

«"Кондотьер" отвергнут. Узнал об этом сегодня утром, — пишет Перек другу. — Цитирую тебе отзыв. "Сюжет представляется интересным и удачно разработанным, однако неловкость и многословность отпугнули читавших. Так же, как и словесные игры наподобие: «Лучше "Жница" в руках, чем "Жертва Авеля" в облаках»". That's all. Что делать? Я в растерянности. Начинать все сначала? Отдать другому издателю? Плюнуть и заняться другим?»[11]

Довольно общие слова относительно замысла, содержания. Формальные придирки к форме. Никакого контакта. Диалог между издателем и автором не завязался.

«Неловкость и многословность, конечно. Поспорить трудно. И всё же… Я в отчаянии. Утешь меня».

«Кондотьера» не приняли, а за него он цеплялся как за спасательный круг. Отказ был не просто ударом — отвержением. Три года работы, не безотрывной, разумеется, замыслы, постоянно изменяющиеся, но продвигающиеся вперед, не привели ни к чему. Перек мыслит себя только писателем, но это самоопределение оказалось под вопросом. Неполные пять лет, прошедшие после отказа (ноябрь 1960) и до публикации «Вещей» (1965, наконец-то успех!), были для него крайне тяжелыми. Он стремился утвердить себя как писателя, но… Годы идут, он приближается к зрелости, талант проявляется и… Ничего не происходит. Вырисовывается лишь все более масштабная неудача.

И переживается тем болезненнее, что Перек приоткрыл в «Кондотьере» свою собственную творческую мастерскую. Тема подделок и подлинности в живописи была опосредованным выражением его мучительных размышлений о творчестве, он отважился наметить путь освобождения, нашел, как ему казалось, «средство порвать с традицией фанализа»[12], создал свое «Рассуждение о методе»[13]. Корабль был, безусловно, нагружен тяжеловато. Но ценности груза никто не заметил.

«Кондотьер» похож на ком спутанных нитей. Нити повествования переплетаются, завязываются в узлы, обрываются. Путаница концов и узлов испугала первых читателей. Но именно эти нити нам интересно сегодня вытягивать, все они ведут к последующему творчеству писателя.

Средоточие всего — «немыслимо энергичное» лицо Кондотьера, предводителя наемников, которого изобразил Антонелло да Мессина примерно в 1475 году. Кондотьер представлен у Жоржа Перека «ключевой фигурой», мастерство художника наделяет его «властью над миром». Целая страница в «W или воспоминании детства» отсылает к этому процессу кристаллизации. Вокруг Кондотьера смогли воплотиться на первый взгляд столь различные фантазмы: художественный идеал (совершенство строгого реализма), образец несгибаемой воли, страшный образ (воин-садист: «Я сумел победить тень этого солдата в каске, который вот уже два года каждую ночь нес караульную службу у моей кровати, вызывая у меня крик ужаса, как только я его замечал» — писал Перек в 1956 году[14]) постепенно превращается чуть ли не в покровителя, в другое «я», в двойника («маленький шрам над верхней губой» Кондотьера представляется Переку его собственным шрамом, который остался у него с детства после драки в Виллар-де-Лансе, этот шрам стал его «отличительным знаком»[15], а потому драгоценной преметой). Картина в Лувре притягивает Перека, став сгустком его чувств и мыслей.

Работе над поддельным «Кондотьером», фальсификации картины Антонелло Гаспар Винклер, герой романа Перека, посвятит многие месяцы своей жизни. Гаспар — подделыватель картин, слившийся со своей личностью фальсификатора. У него есть необходимые навыки, он искусный мастер, король фальсификации. Однако при этом он всего лишь исполнитель заказов Анатоля Мадеры. На первой странице книги Гаспар его убивает. Остальное будет выяснением подноготной этого убийства. И главной причиной окажется неудачное соперничество с Антонелло.

Вопрос подделок в живописи и в изобразительном искусстве кочует у Перека из произведения в произведение. В «Кондотьере» не раз мелькают аллюзии на знаменитого мастера фальсификаций голландца ван Меегерена (1889–1947), известного своими подделками под старых мастеров XVII века (Хальса, де Хоха, Вермеера Дельфтского), которые он продавал как в музеи, так и частным лицам. Одна из его картин попала в коллекцию Геринга. После войны ван Меегерена обвинили в продаже нацистам национального достояния Голландии. Чтобы оправдаться, художник был вынужден признаться в подделке и, желая убедить полицейских, написал в их присутствии картину Вермеера.