Кондратенко вновь поглядел в сторону японских позиций. Там накапливалась японская пехота, готовясь к очередной атаке. Больше ждать было нечего.
— Ну хорошо, — повернулся он к Третьякову, — готовьтесь к отходу. Организуйте отправку раненых. Остальных — на прикрытие. Да, не рекомендую вам лично ходить в контратаки, больше управляйте боем. Не забудьте забрать с оставшихся пушек затворы и забить стволы. Ну с богом, встретимся на Высокой.
Возвращался Кондратенко с Угловой медленно. По пути его догнал небольшой обоз с ранеными. Маленькие ослики, впряженные в игрушечные китайские тачанки, и просто рикши тянули по узкой каменистой тропе последних раненых. Генерал увидел серые, измученные лица, услышал стоны, говор… Среди белых солдатских рубах, давно потерявших свой первоначальный вид, виднелись синие морские. Заметив Кондратенко со спутниками, молоденький фельдшер-вольноопределяющийся хотел остановить отряд, но со стороны позиций затрещали выстрелы, послышались звонкие хлопки шрапнельных разрывов. Над головами засвистели пули.
— Трогайте, голубчик, поскорее, — крикнул Кондратенко юноше, — шагов через пятьдесят спуститесь в овраг. Двигайтесь прямо по нему, без дороги.
Ослики засеменили, подстегиваемые ездовыми, затрусили мимо генерала. Прибавили шагу и рикши. Когда колонна обогнала группу всадников, к ним подбежал матрос с забинтованной головой. Он приблизился как-то боком, неловко, словно ребенка, придерживая правую забинтованную руку. Подбежав к генералу, матрос попытался вытянуться:
— Ваше превосходительство, дозвольте обратиться пе по команде. Мир очень волнуется за вас и просит уйти с-под обстрела. За нас не сумлевайтесь, не подкачаем, а что вас заденет, то хуже некуда. Мы ить и так знаем, что вы рядом…
Матрос перевел дыхание, замер, сдернув с головы бескозырку. Глядя в его честное, преданное лицо, Роман Исидорович почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза и к горлу подкатывается горький комок.
— Спасибо, братцы, — крикнул он моряку и всей колонне. — За меня не беспокойтесь. Горжусь, что командую такими героями…
В колонне, несмотря на стрельбу и разрывы, услышали. Раненые, едва живые люди, неожиданно грянули раскатистое: «Ура-а-а!» И словно волшебная сила перенесла этот клич туда, назад на позиции. Это прикрывающие отход стрелки и моряки бросились в очередную, на этот раз последнюю контратаку. В час дня Угловая была оставлена. Все попытки японцев на плечах отступающих прорваться к Высокой были пресечены.
Прибыв на Высокую, Кондратенко сразу переключил внимание на северные редуты. По-прежнему продолжались ожесточенные бои на Водопроводном. Во рву к середине дня опять собралось несколько сот японцев. Они даже собирались водрузить на бруствере свой флаг, но их попытки закончились плачевно. Однако и защитники редута истекали кровью. В 3 часа дня, когда положение стало критическим и японцы приготовились к решительному броску из рва, Кондратенко послал на помощь коменданту редута роту пограничной стражи, и капитан Кириленко использовал этот резерв блестяще. Пограничники ударили во фланг изготовившимся к атаке колоннам японцев, а капитан, собрав из остатков рот отряд в полсотни стрелков, бросился на врага с фронта. Штыковой удар был так неожидан, стремителен и силен, что засевшие во рву японцы были уничтожены полностью. Больше атаковать они не пытались. Еще один день штурма закончился для русских сравнительно удачно. Вечером в донесении коменданту Роман Исидорович писал: «Оставление нами Угловой горы вызвано полным уничтожением блиндажей и страшными потерями от шрапнельного огня, так как войскам приходилось обороняться, стоя совершенно открыто. Новая позиция идет от Высокой через Длинную и Дивизионную гору. Так как оставление Угловой горы произошло внезапно, вследствие выбытия из строя лучших офицеров, то на Угловой горе остались невывезенными орудия и мортиры. Части после отступления приводятся в порядок. Обстреливание Высокой, Дивизионной и Длинной гор началось. По словам офицеров и нижних чинов, потери японцев при атаке Угловой горы огромные».
Поздно ночью Кондратенко после двухсуточного сидения на позициях вернулся в Порт-Артур. Надо было переменить белье, помыться. Да и оставаться на левом фланге больше не имело смысла. Роман Исидорович чувствовал, что теряет управление и не совсем ясно оценивает весь ход событий. Усталость и сон валили с ног, но Кондратенко завернул в штаб, надеясь там встретить Науменко. Тот еще был там и кратко доложил Роману Исидоровичу о положении крепости.
Второй день штурма также не принес японцам существенного успеха. Правда, помимо Угловой, они овладели Панлушанским редутом, но оба эти укрепления не являлись основными в системе обороны.