Кондратий Булавин

— Навряд промыслишь, — покачал головой Турченин. — В сумятице убить не трудно, а взять, как наказывал губернатор, Булавина живым… при многолюдстве воровском…

— На глазах у голытьбы ничего не сделаешь, — согласился Поздеев. — Вот кабы, отправив войско под Азов, задержать вора в Черкасске…

— Да чтобы в нужный час при нем советников поменьше было, — поддержал Юдушкин. — Этак-то верней всего!

Заговорщики еще долго спорят. Но в конце концов сходятся на том, что медлить более никак нельзя, надо воспользоваться предстоящим уходом войска под Азов. И лучше всего, если б удалось, как предложил Поздеев, задержать Булавина, окружить и схватить его ночью…

Зерщиков, проводив заговорщиков, долго не спит. Вся тяжесть подготовки нападения лежит на нем. Иначе и быть не может. Кто же, кроме наказного, сумеет удержать Булавина в Черкасске? Или в нужное время ослабить охрану?

Зерщиков, чтоб подбодрить себя, старательно припоминает, как и чем панский ставленник Ивашка Выговский держался долгие годы при Богдане Хмельницком и каким образом донской атаман Корнила Яковлев ухитрился обмануть и схватить Степана Разина…

А все же страх не проходит. И на следующий день, входя к войсковому атаману, Илья Григорьевич чувствует поганую мелкую дрожь в коленях…

…Кондратий Афанасьевич Булавин собрал для азовского похода почти пятитысячное войско, но большую половину его составляла плохо обученная пешая вольница, голытьба, и поэтому Булавин не решался назначить выступления, ожидая воинской помощи от Семена Драного и Игната Некрасова.

Каждый день ожидания был, однако, чреват многими неприятностями. Вольница держалась на постое в Черкасске и ближних низовых станицах, столкновения голутвенных с домовитыми продолжались всюду. Глухое негодование казачества не утихало.

Рыковская станица представляла исключение. Сюда, ценя верность рыковских казаков, Булавин пришлых обычно не посылал. Но это обстоятельство вызывало в других станицах излишние нарекания, и, дабы избежать их, Булавин по совету Зерщикова поставил на этот раз и к рыковцам небольшую партию голутвенных. Кондратий Афанасьевич не знал при этом, что Зерщиков постарался отобрать для рыковцев наиболее буйных гультяев, которые сразу схватились со своими домовитыми хозяевами. Так возникло недовольство Булавиным и среди наиболее преданных ему казаков.

Брат Аким, у которого гультяи вытащили из амбара два чувала муки, при встрече с Кондратом сердито сказал:

— Ты уйми своих бездомовников, иначе мы их, проклятых, убивать станем.

Кондратий Афанасьевич возмутился:

— Да ты что, Аким, поганых грибов поел, что ли?

— А что ж нам делать остается? — отозвался Аким. — Горбами нашими нажитое тащат и в драку сами лезут… Я с тобой по-свойски гутарю, не доводи до греха станишников…

В то же время все громче начинали роптать, возможно не без подстрекательства тайных заговорщиков, казаки верховых городков, съехавшиеся на службу по войсковым грамотам:

— Для чего нас поверстали? Зачем сюда пригнали? Пора страдная, бабы наши на работах животы надрывают, а мы тут бездельно проживаемся… Ежели в ближних днях похода не будет, все по домам разъедемся.

Булавин понимал, что подобные настроения среди казаков к добру не приведут, но с теми силами, какими располагал, идти под Азов вполне разумно опасался и со все возрастающим нетерпением ждал вестей от верных своих атаманов.

В конце июня с Донца прибыл показавший себя бездельным атаманом и потому отозванный братом Иван Булавин. Он сообщил, что Семен Драный с трудом сдерживает слободские войска, а из Валуек не сегодня-завтра выступят полки вышнего командира, поэтому на помощь донецких казаков нечего рассчитывать.

Положение осложнилось. Теперь оставалась лишь слабая надежда на Игната Некрасова. Однако, как это в жизни постоянно и случается, то, на что Булавин надеялся, не сбылось, а неожиданная подмога все-таки явилась. Из Сечи прибыл небольшой, хорошо вооруженный загон запорожцев под начальством атамана Беловода. А из Камышина с пятью конными сотнями подошел Лукьян Хохлач. Последнему Булавин особенно обрадовался. Хоть и своеволец и бахвал, а свой, преданный, храбрый атаман.

Узнав, как обстоят дела, Хохлач заявил:

— Некрасов в Паньшином казаков сбирает, в скорых числах его не ожидай, батько Кондратий… И дюже не печалуйся. Без него обойдемся. Я тебе Азов достану.

Самоуверенность Хохлача была такой подкупающе непосредственной, что Булавин не удержался от улыбки:

— Доставай… Не запамятуй только, что там пушек побольше, чем в Саратове…

Хохлача намек на недавнюю неудачу не смутил:

— Ты, батько, меня не дразни, а ставь над походным войском атаманом, увидишь, как услужу.

Булавин решил более не медлить.

Лукьян Хохлач принял под начальство всю пешую вольницу. Над казацкой Конницей по совету Зерщикова атаманом был назначен Карп Казанкин.

5 июля походное войско двинулось под Азов.