Кондуит и Швамбрания

И тогда в окне большого дома закляцал, забился пулемет… Он ударил над Брешкой, выпустил первую очередь поверх хмельных голов, и трусливую Брешку вымело.

Мы вспомнили с Оськой, как, играя на подоконнике в Швамбранию, мы расстреливали своим воображением Брешку. Но тогда Брешка была неуязвима.

Через полчаса красноармейцы вытащили из подвала магазина утопленника. Человек упал, должно быть, в подвал и захлебнулся в вине.

Чубарьков подошел к трупу. Он взглянул и, узнав, покачал головой.

— Ку-ку, — сказал комиссар.

Единственная тайна Швамбрании

Степка Атлантида прислал мне еще в Квасниковку записку. «Здорово, Леха! — было написано в ней. — Первого приходи в гимназию. Будет открыта Един. Т. Ш. Ох, и лафа будет! С. Гавря», Я долго расшифровывал это «Един. Т. Ш.», и вдруг меня осенило. Един. Т. Ш.! Ясно: Единственная Тайна Швамбрании — вот что это значило. Кто-то разоблачил тайну ракушечного грота, выпустил королеву и нашел записку… Степке теперь было известно про Швамбранию, и он собирался ее открыть для всех. Мы с Оськой были потрясены. Грубая действительность бесцеремонно вторгалась в наш уютный мир.

Но дома мы нашли печати на дверцах грота нетронутыми. Внутри, в сумраке и паутине, отбывала срок королева — хранительница тайны. Откуда же Степка узнал о Швамбрании? Я решил поговорить с ним начистоту. Степка был сам не чужд фантазии и заработал свое прозвище постоянной мечтой об Атлантиде. Я подумал, что Швамбрания и Атлантида могли бы стать союзными государствами.

Степка встретил меня с ликованием. За лето он вырос и поважнел.

— Ходишь? — спросил Степка.

— Хожу, — отвечал я.

— Существуешь? — спросил Степка.

— Существую, — отвечал я и нерешительно спросил: — А откуда ты про… Е. Т. Ш. узнал?

— Подумаешь, откуда! — хмыкнул Степка. — Все ребята уже знают…

— Раззвонил! — с тоской сказал я. — Эх, ты, а еще друг, товарищ… Мне ведь Швамбрания лучше жизни нужна.

И, оправдываясь, я рассказал Степке всю правду о стране вулканического происхождения. Я звал атлантов стать союзниками швамбран.

Степка слушал с интересом. Потом вздохнул и погасил разгоревшиеся было глаза.

— Я про Атлантиду больше не мечтаю, — сказал Степка твердо. — На что она мне нужна теперь, Атлантида! Мне нынче и без нее некогда! Революция. Это при царском режиме всякие тайны были… А теперь и без секретов — лафа. А Швамбранию — вы это толково выдумали, — признал Степка. — Только Е. Т. Ш. — это из другой губернии вовсе. Это вместо гимназии будет Е. Т. Ш. — единая трудовая школа, значит!

За ушко да на солнышко

На лавочке у отдела народного образования сидели учителя. Инспектор, историк, рыжий математик Монохордов, латинист Тараканиус. Зябкое августовское солнышко не грело педагогов. Их выгнали.

— А-а, здравствуйте, добрый день, моё почтенье, как живём, — наперебой здоровались со мной педагоги, вежливо протягивая руки.

— Здравствуйте, — сухо и чинно отвечал я, — что скажете?

Инспектор отозвал меня в сторону.

— …Я разве виноват, что царь и Керенский дураки? Они виноваты, а не я. А при советской власти и я хороший буду. Мне не жалко. Я ведь сочувствующий…

Я подошёл к Стёпке.

— Стёпка, — сказал я, — может быть, инспектора оставить? Он иногда хороший был.

— Эх, ты, сопля задушевная! — сказал Стёпка. — Интеллигент! Хороших да плохих не бывает. Наши бывают, чужие бывают. Красные бывают, белые бывают. Пролетариат — бывает, буржуазия — бывает. А ещё дураки бывают. Это вроде тебя.

Я обиделся…

Точка, и ша!

Первого числа над гимназией взвился красный флаг. Мы собрались на дворе. Бодрый август сиял и звенел. Заведующий, Никита Павлович Камышов, вышел на крыльцо.

— Здравствуйте, голуби! — сказал Никита Павлович. — С обновкой вас. Вы теперь уже не гимназисты сизые, а ученики советской единой трудовой школы. Поздравляю вас.

— Спасибо! — ответили мы. — И вас также!

— А так как, — сказал Никита Павлович, — меня Совет назначил комиссаром народного здравоохранения, то с вами сейчас будет говорить новый, временный заведующий, он же военный комиссар, товарищ Чубарьков. Прошу любить и жаловать.

Чубарькова встретили без аплодисментов. Чубарьков сказал:

— Товарищи! Вы образованные, а я был, между прочим, темным грузчиком. Вас книжка учила, а меня — несчастная жизнь. И вот я хочу прояснить о школе, о том, что есть такая единая и трудовая. Первым делом — почему школа, товарищи? Потому что это есть школа, а не что-либо подобное. Школа для образования. Точка. Отчего трудовая? Потому что она для всех трудящихся и обучает всяким трудам, умственным и физическим. Точка. А единая оттого, что не будет теперь всяких гимназий и прогимназий да институтов благородных дамочек. Все ребята равные теперь и по-одинаковому будут науку превосходить. А чтоб с этого была польза революции, именем революционного порядка прошу не шалберничать: точка, и ша!

— А раньше-то? — закричали старшеклассники. — Долой комиссара! Давай Никиту Павловича!