Кондуит и Швамбрания (Книга 2, Швамбрания)

В разгар работы мы устроили большой вечер. Пригласили родителей наших ребят. В библиотеке произвели генеральную уборку, сняли всю паутину и повесили новые плакаты. Пришли почему-то только матери. Они поправляли гребешки на затылках и прятали большие руки под платком на животе. Им предоставили лучшие места. Дина и Зорька угощали их чаем без сахара, хотя и с повидлом. Но совсем новое чувство общего хозяйствования и какого-то особого огромного гостеприимства толкнуло меня и Оську на подвиг. Я оделся, чтобы сбегать домой. - Швамбранский сахар? - спросил Оська, поняв меня. - Безусловно! - сказал я. Дина была искренне тронута. Я представлял себе, что бы вышло, если бы все это видел Степка Атлантида. "Вот, Степка, - сказал бы я, - отдаю на общую пользу всю сладкую частную собственность". "Молодец парень! - сказал бы Степка. - Так и должен действовать матрос революции". И с гордостью, распирающей наши сердца, наблюдали мы, как матери пили чай со швамбранским сахаром вприкуску. Мы ставили в этот вечер второе действие "Женитьбы" Гоголя. - Глянь, глянь, Петровна, - восхищались в зале матери, - мой-то как ногами выступает! Чистый кавалер! - Батюшки! Нюрка это, ей богу, Нюрка... Обрядилась до чего... Не признаешь. - А Нинка-то, Нинка наша!.. Скажите на милость, ну откуда форс берется? - Энтот тощенький чей?.. Докторов?.. То-то, я ви-жу, больно аккуратно выражается. - Сергунька-то мой до чего свою обязанность выучил... Вот бес!.. Поперед всех частит... Который в будке, взопрел небось ему подсказывать. - Степанида, а Степанида, где ж твой-то? - Моего не видать: он занавес держит. Успех был сокрушительный. Артисты едва не задохнулись в материнских объятиях зрителей. После спектакля Оська читал описание украинской ночи из "Сорочинской ярмарки". Зал уселся и затих. - "Знаете ли вы украинскую ночь?" - с чувством начал Оська. - Нет, нет!!! - закричал зал. - Не знаем! Просим! Просим! - "Нет, вы не знаете украинской ночи!" - продолжал немного смущенный Оська. - Ясно, не знаем, - согласились матери. - Откуда нам знать? Какое наше воспитание было! Потом ребята водили матерей и показывали свои; плакаты, рисунки, журналы, доску газетных вырезок. - Ишь ты, целое у них тут государство! - говорили матери. Начались игры и танцы. Матери сперва жались к стене, смущались, но Динка и Зорька вытащили их на середину комнаты. Я грянул "Барыню" в четыре руки, считая пару Оськиных, и комната завертелась, как огромный волчок. У нас дома бывали елки и "вечера рождения", но никогда не было так весело и хорошо. - Ну, спасибо вам, Донна Диновна, - говорили матери, безудержно улыбаясь, - и вам, Зоренька, и вам, ребятишки. Спасибо. Наша-то молодость сгибла уж... Дожили хоть на ребят своих в радости посмотреть... Спасибо вам. - Себя благодарите, - говорила Дина, - все это в ваших руках. Озорница Клавдюшка потащила меня в "комнату сюрпризов". Один угол комнаты был задрапирован красивыми занавесками. Сверху висела доска с надписью: "Панорама. Вид в лунную ночь зимой". - Хочешь посмотреть? - спросила Клавдя. - Плати фантик. Я заплатил какой-то фант. Клавдя привернула лампы в комнате. - Гляди! - сказала она, раздергивая занавески. Я увидел золотую раму. В нее был вправлен чудесно изготовленный ночной зимний ландшафт. Голубое молоко луны заливало панораму. Отлично были скопированы покровские амбары. Стройная водокачка стояла посреди пустынной площади. В крохотных домах горели красные огоньки. - Похоже? - спросила Клавдя. - Очень! - сказал я. - Только красивее гораздо, чем в действительности. Кто это сделал? - Дина это сделала, - смеялась Клавдя, - и тебе обязательно показать велела. Гляди, гляди! Вдруг я увидел, что через панораму движется миниатюрный извозчик. В ту же минуту игрушечная ночь отпрыгнула назад. Перспектива углубилась. Амбары обрели нормальные масштабы, и я понял, что никакой панорамы нет. Рама была вставлена в большом окне. Окно выходило на площадь. Я смотрел на обыкновенную ночь в настоящем Покровске. Никогда бы я не подумал, что эта прекрасная ночь и все, что было сегодня на нашем вечере, могло происходить на простой земле. Туман скучной недействительности пал на Швамбранию. Швамбранская почва ускользала у меня из-под ног. Но в эту минуту я услышал обидный смех. Я оглянулся. Дина стояла за мной в толпе ребят. - Ну что? - сказала Дина. - Значит, тебе, выходит, золотая рамочка нужна? Тогда и Покровск в Швамбранию превращается? Эх, ты! Ребята смеялись. Оська подошел ко мне. Он взял меня за руку. Мы стояли с ним в кругу хохочущих ребят. Смеялся Феоктист Ухорсков. Смеялась Клавдя. Мы с Оськой тоже собирались было принять участие в общем осмеянии страны Большого Зуба, но горячая кровь швамбран ударила нам в голову. Как они смели издеваться, в самом деле? - Ну, поняли теперь, в чем фокус? - спросила Дина. Мы молчали. - Я вам объясню, ребята, - сказала Донна Дина. - Тут виной всему старая пословица: там хорошо, где нас нет. Но вот один известный коммунистический писатель так писал: пролетариату незачем строить себе мир в облаках, потому что он может основать, и основывает, свое царство на земле. И для того у нас пролетарская революция, чтоб было там хорошо, где мы... В треске аплодисментов я услышал отзвуки гибели развенчанной Швамбрании. Мы с Оськой, взявшись за руки, гордо вышли из грохочущей комнаты. - Куда? - закричали ребята. - Обиделись, швам-браны? - Ничего, ничего, они вернутся, - уверенно сказала Дина. - Эй, кузнечики, послушайте!.. Ничего, они вернутся!.. Они вернутся работать, а не играть.